Все проще чем кажется книга
Все проще, чем кажется [Ина Тундра] (fb2) читать постранично
Ина Тундра Все проще, чем кажется
И вырви мне сердце, и выколи глаза, чтобы я научился любить и видеть.
Входной билет
Тот, который я прожила.
Узнав о котором, возможно, вы что-то поймете.
Я получила эти уроки от жизни и хотела бы рассказать о них вам.
Я обещаю быть честной. Написать, как есть, без прикрас.
Вам будет больно. Как мне. Страшно. Вы будете плакать. Где-то смеяться. Негодовать. Осуждать меня. Или поддерживать. Вы пройдете со мной весь этот путь до конца. Вместе. Я отдам вам все, без остатка.
Я отдам вам весь опыт, который я получила, чтобы вы взяли то, что вам нужно.
Р. S. Все имена и названия вымышленные, любое совпадение с реальными лицами и местами случайно.
Девяностые
Глава 1
Помню только, что началось все с роликов и Александровского сада, чувства какой-то детской несостоятельности и отчаянного желания казаться такой же крутой и взрослой, как окружавшие меня сверстники, казавшиеся мне тогда необычайно развитыми и живущими какой-то своей, недоступной мне, шикарной и богатой событиями жизнью.
Мучивший меня комплекс неполноценности был еще связан с тем, что общалась я, в основном, с детьми богатых родителей, уже появившихся в то время. Они окружали меня как в лицее, где я училась бесплатно потому, что мама работала там учительницей, так и в Александровском саду, где было отчаянно модно кататься на роликах, и где собирались отпрыски сколачивающих свои первые состояния мам и пап.
Я даже не помню, что, как, когда и при каких обстоятельствах я попробовала из наркотиков в первый раз.
Хотя думается мне, что это все-таки была трава, ведь курили ее все и не считали чем-то более серьезным, чем сигареты. Но первое яркое воспоминание у меня связано с калипсолом. Или кетамином, что, в принципе, одно и то же. Покупая его и шприцы в Первой аптеке, мы открывали для себя волшебные трипы со светом в конце тоннеля, выходами из тела и прочими элементами рассказов так называемых очевидцев предсмертных состояний во время операций, сопровождающихся глубокой анестезией, где, как известно, и использовалось это лекарство.
Двойные доллары — о дааа, первые попробованные двойные доллары до сих пор вызывают у меня улыбку. Как сейчас помню, что ты, Данила, их только привез в Москву, и мы с Ленкой и Катей были первые, кто их попробовал всё у того же памятника Карлу Марксу, обсуждая, что, наверное, не стоит целую, надо сначала по половинке… ммммм, двойные доллары… у меня даже сохранились фотографии нас троих, расплющенных по станции метро Театральная, со счастливыми, загадочными и глупыми глубокими улыбками на лицах.
Перекрёстные воспоминания с перемешанными датами.
Объясняю родителям, как они глупы и не понимают, каково оно, устройство мира. Рассказываю другу семьи по страшному секрету все тайны устройства мироздания — как же он устроен-то, на самом деле, этот мир, ведь психоделики открыли передо мной эту завесу.
Клуб «Манхеттен», Happy Mondays, незабываемые вечеринки «ЖЖ was here», фейсконтроль в
ВСЕ ПРОЩЕ, ЧЕМ КАЖЕТСЯ. (книга)
Почему так вдохновляют истории, где герой возвращается с самого дна ада в нормальную жизнь? Для кого-то это доказательство, что его грехи и беды относительно малы, а сам он относительно правильный человек. Может быть. История Ины Тундры, единственной леди в десятке самых известных промоутеров Москвы и ресторатора из сотни лучших в России, — это прямое доказательство возможности чуда. Доказательство неисчерпаемости ресурсов человека. Тех ресурсов духа и тела, которые мы редко учитываем и ещё реже берёмся реализовать. В книге Ины Тундры нет ни одного вымышленного персонажа и полным-полно фамилий знаменитостей. По жанру это бытийный роман, хоть и упакован в обёртку частной биографии.
17 августа 2000-го года одна конченая, забытая всеми, даже собственной отказавшейся от нее семьей, героиновая наркоманка с восьмилетним стажем проснулась утром, засунула руку под подушку, чтобы достать приготовленный с вечера шприц, который нужно было вколоть в мышцу, так как вен давно не было, и вдруг неожиданно для самой себя она поняла, что больше никогда не будет употреблять наркотиков.
Ни за что на свете.
Вот так просто — раз, и закончилось.
В то утро была прочерчена огромная жирная черта — разделившая ее жизнь на две части — до и после наркотиков.
И Я никогда не пересекала ее в обратную сторону.
А тогда, 10 лет назад, эта мысль для меня была шоком.
Это даже не было мыслью — это было пониманием.
Мыслей не было — я просто знала, что всё.
Либо сейчас — либо никогда — больше этого шанса не будет.
Я встала с кровати, засунула руку под подушку, достала оттуда заботливо приготовленный с ночи шприц и спустила его в туалет. Далее.
То же самое я сделала с оставшимся героином.
Ничто, ни на миг, не дрогнуло у меня в душе, когда я смотрела, как сливаются в унитаз 4 грамма героина.
Я просто стояла и смотрела на сливающуюся воду.
Я оделась и, собрав весь трамал и обезболивающие, которые были в квартире, поехала на дачу.
Я переламывалась долго, страшно, тяжело и мучительно.
Очень часто мне казалось, что я тупо умру от боли.
Я умирала сотню раз в день, я кричала, плакала и блевала. Я выпивала по нескольку литров водки на ночь — чтоб дать себе хоть какую-то надежду на сон — и закидывала все это тремя-четырьмя пачками трамала, которые моя мама ездила покупать для меня на Лубянку, потому что я сама не могла самостоятельно передвигаться.
У меня чудесные родители. Они не говорили мне ни слова — никакого осуждения, никаких нравоучений, никаких «сама виновата в своих страданиях», — только молча поддерживали и пытались мне помочь.
Меня трясло, крутило и колбасило. Мои кости выкручивались, выламывались и рассыпались от боли. Мои мышцы отслаивались от костей и кожа, казалось, слезает заживо. Мои глаза жгло от пересыхания и жара, во рту стоял постоянный привкус блевотной желчи, перемешанный с привкусом водки и обезболивающих. Меня бил страшный озноб, и я не знала, куда деться от внутреннего жара. Мои губы пересохли и отваливались корочками, меня рвало, и холодный струящийся пот пропитал всю мою одежду и постельное белье.
Я не могла даже сходить сама в туалет — меня трясло от боли так, что я падала в конвульсиях на пол, не пройдя и метра от кровати.
Я выла от боли во весь голос.
Я стонала, рыдала и плакала.
Я умирала каждый день сотни раз.
И так день за днем.
Не зная, когда это закончится.
Не зная даже, когда станет хоть чуточку легче.
И зная, что я могу прекратить это в любой момент.
Но я даже не задумывалась об этом.
Но знала, что не позвоню.
Просто потому, что не позвоню.
Через три недели я в первый раз, напившись, как обычно, водки с трамалом, заснула на всю ночь.
Постепенно мой организм приходил в себя, я начала вставать с кровати, самостоятельно передвигаться и пила трамала все меньше и меньше.
Еще полгода после этого мне выламывало кости по ночам и в дождь.
Да и вообще здоровье долго восстанавливалось.
Но все-таки не так долго, как стращают доктора.
Первые года два я даже не пила алкоголь — боялась потерять контроль и сорваться.
Через три года страх сорваться прошел окончательно.
Через пять — я перестала бояться, что, если я закроюсь в ванной одна, мои родители будут беспокоиться и подозревать меня в чем-то.
Через семь лет я с улыбкой подумала о том, что это как раз тот срок, о котором говорят, что все наркотики выводятся из организма окончательно.
Через восемь лет мой срок неупотребления наркотиков сравнялся с общим сроком употребления.
17 августа 2010 года — десять лет, как я не употребляю никаких наркотиков.
Для меня это просто красивая дата, галочка, которую я ставлю из уважения к той девочке, которая когда-то прошла через ад, но которая давно изменилась, выросла и забыла об этом.
Да, 17 августа для меня — это дата.
Хотя последние несколько лет я вспоминаю об этом лишь 17 августа.
Многие могут сказать, что гордиться тут нечем, но я думаю, каждый, кто в своей жизни избавился от какой-то сильной зависимости, имеет право гордиться.
Потому что я понимаю, как это сложно.
Он дал мне одно из самых ценных качеств — понимание и отсутствие осуждения.
Это мой опыт жизни, он такой, какой был, не более того.
Я не горжусь собой и тем, что прошла через это.
Я поняла одну очень простую вещь — ты перестаешь быть зависимым окончательно только тогда, когда ты перестаешь гордиться тем, что ты от этого не зависишь.
Только тогда ты начинаешь просто жить.
Но гордость собой — это тоже этап.
Я горько и сочувственно улыбаюсь, когда при мне начинают рассказывать, что наркоманы сами виноваты.
Я сочувствую тем людям, которые это говорят.
Потому что они слепы.
И они никогда не поймут, что они слепы, сколько им не объясняй.
Не потому, что они не пробовали наркотиков, нет.
А потому, что они не понимают, что нет в этом мире ни правых, ни виноватых и что осуждать кого бы то ни было, не зная причин, да и вообще, просто осуждать — по меньшей мере слепо.
Оступиться может каждый — но не каждый может признать это.
Нет ни зла, ни добра, ни плохого, ни хорошего, ни жалости, ни гордости в моей героиновой истории, ничего нет — только опыт.
По-своему горький, по-своему тяжелый, по-своему поучительный — но всего лишь опыт
Который дал мне знание, что человек сам выбирает свою собственную жизнь.
Я сделала свой выбор.
Я благодарна жизни за каждую секунду и за каждый выбор, который я сделала.
Как плохой, так и хороший.
За ту историю, которую я проживаю каждый день.
Потому что моя жизнь прекрасна и она продолжается…
С днем рождения, девочка…
Тебе будет очень трудно, но знай — Я с тобой.
Ты подойдешь к зеркалу, уткнешся в него лбом, посмотришь себе в глаза и будешь сквозь слезы шептать:
— Я смогу, я смогу, я смогу…
А через 10 лет я подойду к тому же самому зеркалу и, глядя тебе в те же самые глаза, улыбнусь и скажу:
С днем рождения, девочка…
У нас еще вся жизнь впереди.
Отрывок из книги «Все проще, чем кажется». Всю книгу можно прочитать ЗДЕСЬ.
От автора:
«У меня нет цели заработать на этом денег. У меня есть цель максимально донести ее до людей. Она выложена в свободном доступе на сайте для того, чтобы, возможно, кому-нибудь мой опыт помог. Я буду счастлива, если мой опыт преодоления, рассказанный в ней, спасет хоть еще одну жизнь. Именно это будет моей наградой за то что я написала ее, а вовсе не деньги.»
Все проще, чем кажется
И вырви мне сердце, и выколи глаза, чтобы я научился любить и видеть.
Я бы хотела сказать вам, что это не книга. Не биография. Не художественный вымысел. Не попытка в чем-то признаться или что-то признать. Не бульварный роман о том, как на самом деле живут знаменитости. Не сага о любви. Не повесть о сложной судьбе. Не история жизни. Не драма, комедия или трагедия.
Тот, который я прожила.
Узнав о котором, возможно, вы что-то поймете.
Я получила эти уроки от жизни и хотела бы рассказать о них вам.
Я обещаю быть честной. Написать, как есть, без прикрас.
Вам будет больно. Как мне. Страшно. Вы будете плакать. Где-то смеяться. Негодовать. Осуждать меня. Или поддерживать. Вы пройдете со мной весь этот путь до конца. Вместе. Я отдам вам все, без остатка.
Я отдам вам весь опыт, который я получила, чтобы вы взяли то, что вам нужно.
Р. S. Все имена и названия вымышленные, любое совпадение с реальными лицами и местами случайно.
В наследство от наркотического прошлого мне достались довольно куцые воспоминания о собственном детстве и подростковом возрасте. Поневоле вспоминаются мои ехидные замечания по поводу газетных статей, утверждавших, что экстази разрушает память. Теперь даже огромным усилием воли не могу восстановить целостность событий и логические цепочки происходившего, отличить реальность от вымысла и наркотического бреда, всплывают только какие-то смутные разрозненные картинки.
Помню только, что началось все с роликов и Александровского сада, чувства какой-то детской несостоятельности и отчаянного желания казаться такой же крутой и взрослой, как окружавшие меня сверстники, казавшиеся мне тогда необычайно развитыми и живущими какой-то своей, недоступной мне, шикарной и богатой событиями жизнью.
Мучивший меня комплекс неполноценности был еще связан с тем, что общалась я, в основном, с детьми богатых родителей, уже появившихся в то время. Они окружали меня как в лицее, где я училась бесплатно потому, что мама работала там учительницей, так и в Александровском саду, где было отчаянно модно кататься на роликах, и где собирались отпрыски сколачивающих свои первые состояния мам и пап.
Я даже не помню, что, как, когда и при каких обстоятельствах я попробовала из наркотиков в первый раз.
Хотя думается мне, что это все-таки была трава, ведь курили ее все и не считали чем-то более серьезным, чем сигареты. Но первое яркое воспоминание у меня связано с калипсолом. Или кетамином, что, в принципе, одно и то же. Покупая его и шприцы в Первой аптеке, мы открывали для себя волшебные трипы со светом в конце тоннеля, выходами из тела и прочими элементами рассказов так называемых очевидцев предсмертных состояний во время операций, сопровождающихся глубокой анестезией, где, как известно, и использовалось это лекарство.
Двойные доллары — о дааа, первые попробованные двойные доллары до сих пор вызывают у меня улыбку. Как сейчас помню, что ты, Данила, их только привез в Москву, и мы с Ленкой и Катей были первые, кто их попробовал всё у того же памятника Карлу Марксу, обсуждая, что, наверное, не стоит целую, надо сначала по половинке… ммммм, двойные доллары… у меня даже сохранились фотографии нас троих, расплющенных по станции метро Театральная, со счастливыми, загадочными и глупыми глубокими улыбками на лицах.
Перекрёстные воспоминания с перемешанными датами.
Объясняю родителям, как они глупы и не понимают, каково оно, устройство мира. Рассказываю другу семьи по страшному секрету все тайны устройства мироздания — как же он устроен-то, на самом деле, этот мир, ведь психоделики открыли передо мной эту завесу.
Клуб «Манхеттен», Happy Mondays, незабываемые вечеринки «ЖЖ was here», фейсконтроль в «Птюче» — скажите, кто и под каким приходом взял меня туда работать? — Я не помню. — Помню лишь, как стояла, отсеивая непонятных мне людей. Помню начальника охраны, казавшегося мне всякий раз другим, в зависимости от действия наркотика, который мною сожран, разноцветные бумажки, что означали разрешение на вход, а цвет обозначал сумму входной платы или отсутствие ее. Помню различной степени обколбашенности народ, который я должна была, настроив фокус своих не менее убитых глаз, пустить иль не пустить, тряску золотых часов перед глазами и вопли — да ты знаешь, кто я? — нда…
Первый фейсконтроль — поди-ка объясни нуворишам, бандитам и прочим депутатам в 95-м году, что, видишь ли, вы рожей нам не вышли. Даже сейчас, по прошествии десяти с лишним лет, мне многие задают вопрос: «Так это ты меня в «Птюч» не пускала? Я помню, ну скажи, а почему?» Да потому что не пускала! Поди спроси это измененное сознание, с чего оно и в каких галлюцинациях тебя вообще себе увидело на тот момент.
Основоположники, блин, клубной культуры.
Все проще чем кажется книга
И вырви мне сердце, и выколи глаза, чтобы я научился любить и видеть.
Входной билет
Тот, который я прожила.
Узнав о котором, возможно, вы что-то поймете.
Я получила эти уроки от жизни и хотела бы рассказать о них вам.
Я обещаю быть честной. Написать, как есть, без прикрас.
Вам будет больно. Как мне. Страшно. Вы будете плакать. Где-то смеяться. Негодовать. Осуждать меня. Или поддерживать. Вы пройдете со мной весь этот путь до конца. Вместе. Я отдам вам все, без остатка.
Я отдам вам весь опыт, который я получила, чтобы вы взяли то, что вам нужно.
Р. S. Все имена и названия вымышленные, любое совпадение с реальными лицами и местами случайно.
Девяностые
Глава 1
Помню только, что началось все с роликов и Александровского сада, чувства какой-то детской несостоятельности и отчаянного желания казаться такой же крутой и взрослой, как окружавшие меня сверстники, казавшиеся мне тогда необычайно развитыми и живущими какой-то своей, недоступной мне, шикарной и богатой событиями жизнью.
Мучивший меня комплекс неполноценности был еще связан с тем, что общалась я, в основном, с детьми богатых родителей, уже появившихся в то время. Они окружали меня как в лицее, где я училась бесплатно потому, что мама работала там учительницей, так и в Александровском саду, где было отчаянно модно кататься на роликах, и где собирались отпрыски сколачивающих свои первые состояния мам и пап.
Я даже не помню, что, как, когда и при каких обстоятельствах я попробовала из наркотиков в первый раз.
Хотя думается мне, что это все-таки была трава, ведь курили ее все и не считали чем-то более серьезным, чем сигареты. Но первое яркое воспоминание у меня связано с калипсолом. Или кетамином, что, в принципе, одно и то же. Покупая его и шприцы в Первой аптеке, мы открывали для себя волшебные трипы со светом в конце тоннеля, выходами из тела и прочими элементами рассказов так называемых очевидцев предсмертных состояний во время операций, сопровождающихся глубокой анестезией, где, как известно, и использовалось это лекарство.
Двойные доллары — о дааа, первые попробованные двойные доллары до сих пор вызывают у меня улыбку. Как сейчас помню, что ты, Данила, их только привез в Москву, и мы с Ленкой и Катей были первые, кто их попробовал всё у того же памятника Карлу Марксу, обсуждая, что, наверное, не стоит целую, надо сначала по половинке… ммммм, двойные доллары… у меня даже сохранились фотографии нас троих, расплющенных по станции метро Театральная, со счастливыми, загадочными и глупыми глубокими улыбками на лицах.
Перекрёстные воспоминания с перемешанными датами.
Объясняю родителям, как они глупы и не понимают, каково оно, устройство мира. Рассказываю другу семьи по страшному секрету все тайны устройства мироздания — как же он устроен-то, на самом деле, этот мир, ведь психоделики открыли передо мной эту завесу.
Клуб «Манхеттен», Happy Mondays, незабываемые вечеринки «ЖЖ was here», фейсконтроль в «Птюче» — скажите, кто и под каким приходом взял меня туда работать? — Я не помню. — Помню лишь, как стояла, отсеивая непонятных мне людей. Помню начальника охраны, казавшегося мне всякий раз другим, в зависимости от действия наркотика, который мною сожран, разноцветные бумажки, что означали разрешение на вход, а цвет обозначал сумму входной платы или отсутствие ее. Помню различной степени обколбашенности народ, который я должна была, настроив фокус своих не менее убитых глаз, пустить иль не пустить, тряску золотых часов перед глазами и вопли — да ты знаешь, кто я? — нда…
Первый фейсконтроль — поди-ка объясни нуворишам, бандитам и прочим депутатам в 95-м году, что, видишь ли, вы рожей нам не вышли. Даже сейчас, по прошествии десяти с лишним лет, мне многие задают вопрос: «Так это ты меня в «Птюч» не пускала? Я помню, ну скажи, а почему?» Да потому что не пускала! Поди спроси это измененное сознание, с чего оно и в каких галлюцинациях тебя вообще себе увидело на тот момент.
Основоположники, блин, клубной культуры.
Сколько было сожрано, снюхано и выпито? — Трипы, передозы, еле уловимый отзвук чьих-то незамеченных смертей, раж веселья, жизнь в погоне за ясной стоимости дозой счастья, скрип сведенных челюстей, танцы, танцы, танцы, «Версаче, жилетка, Титаник, таблетка, Отдыхаем ха-ра-Шо!», скандалы дома, снятая с будущими российскими диджеями-звездами
«На меня смотрели с брезгливостью и отвращением»
Ей 42 года, она давно в ресторанном бизнесе. Начинала официанткой и уборщицей, была барменом, менеджером, директором. Работала у известных московских рестораторов, сейчас сама совладелица модного заведения. И еще она бывшая наркоманка. Акцент — на слово «бывшая». Об этом Ина Тундра написала книгу — и об этом поговорила с «Известиями».
Рассказать правду
— Ты восемь лет была героиновой наркоманкой, смогла «завязать» и спустя десять лет написала книгу о своем опыте употребления. Зачем? Тебя не смущало, что все всё узнают и это как-то повлияет на отношение к тебе?
— Я писала эту книгу для себя, мне важно было проговорить, пережить всё случившееся и в каком-то смысле закрыть для себя эту тему. Была еще одна цель — мне хотелось на своем примере показать тем людям, которые употребляют, что, во-первых, «слезть» можно, а во-вторых, и это самое главное, что после употребления есть жизнь. Нормальная человеческая жизнь.
— Как ты считаешь, у тебя получилось?
— Думаю, да. Я знаю тех, кто, прочитав мою книгу, восстановил свои здоровье и жизнь. И я уверена, что даже если это произошло всего с двумя-тремя людьми, даже эти две-три спасенные жизни стоят того, чтобы рискнуть репутацией. Я перестала употреблять 16 августа 2000 года, 20 с лишним лет назад. Я мама троих прекрасных детей, у меня свой бизнес, своя репутация в этом бизнесе. Для всех тех, кто меня сегодня окружает, то, что когда-то, на заре туманной молодости, я вела совершенно другой образ жизни, уже ничего не значит.
— Ты же понимаешь, что в обществе чрезвычайно силен стереотип, что бывших наркоманов не бывает.
— Именно поэтому я и написала свою книгу, пытаясь разобраться сама, что со мной было, и дать понять другим, что всё возможно и что не надо выносить никаких приговоров ни себе, ни своей жизни.
Ина Тундра. «Всё проще, чем кажется»
Ты никогда не увидишь и не поверишь в грязь и дно жизни, пока сам с ними не столкнешься нос к носу. Человеческий мозг создан таким образом, что всегда верит только в хорошее. Поверить в то, что ты станешь мерзким, гнилым и отвратительным, потерявшим человеческий вид животным, просто невозможно. Я? Нет, никогда.
Конечно же, не сразу, но стала.
Тихо, медленно и постепенно.
— Как ты думаешь, что приводит человека к употреблению?
— С одной стороны, причина употребления — это вопрос самооценки. У наркоманов она, как правило, критически завышена или занижена. Человек мечется между двумя этими крайностями и думает, что он обалдеть какой особенный, или чувствует себя ничтожеством и, как может, доказывает обратное. Но это две стороны одной медали, он просто не может признать, что на самом деле он самый обычный.
С другой стороны, есть иллюзия, что обязательно должны быть психологические или социальные причины. Совсем не обязательно. Например, у меня не было никакой тяжелой ситуации или личной драмы, из-за которой я стала употреблять. Прекрасная интеллигентная семья, любящие родители, нас четверо детей, что называется, ничто не предвещало. Но я была молода, много тусовалась, в середине 1990-х клубная жизнь в Москве била ключом, и вопрос употребления был лишь вопросом времени.
— Из-за чего все-таки ты попробовала?
— Вокруг меня наркотики употребляли все. Просто такая была тусовка — было бы странным, если бы я не попробовала.
— В чем, как тебе кажется, самое большое коварство наркомании?
— В том, что ты не понимаешь, насколько это опасно. Врачи, учителя, родители, СМИ тебе со всех сторон говорят, что стоит попробовать и ты мгновенно подсядешь, попадешь в ад и будешь корчиться в муках и ломках. Так вот весь ужас в том, что ни с первого, ни со второго раза и еще долгое время ничего такого не происходит. Это тот самый период, когда еще можно соскочить.
— А потом?
— А потом оказывается слишком поздно. Вроде ты прекрасно выглядишь и живешь самой обычной жизнью. И только где-то там «тикают часики». А потом сразу раз — и ты в системе, а в системном употреблении любой опускается на самое дно.
Ина Тундра. «Всё проще, чем кажется»
— Были моменты, когда ты сама ужасалась тому, что делаешь?
— Конечно, были. Я начала подростком, лет с 13, и употребляла примерно до 21 года. Последние пять лет употребления я провела в постоянных попытках «завязать». Криминал, притоны. Уже было слишком страшно, и это была не жизнь.
Сразу ничего не получилось, но случайно я попала на группы выздоравливающих наркоманов, зацепилась и стала ходить туда регулярно. Вокруг меня были не «торчки», а нормальные люди, которые общались со мной, приглашали в кино, в кафе. Это был шанс, но я еще не была готова. Я все равно ходила на группы немного «вмазанной». Я месяца три-четыре так выступала, пока однажды не переборщила с дозой, и тогда все всё поняли. На меня тогда смотрели как на больное животное. С брезгливостью и отвращением. И это стало поворотным моментом. С тех пор прошло больше 20 лет, и за это время я никогда не употребляла никаких наркотиков.
— Сложным было не только бросить употреблять, но и начать другую жизнь?
— Именно. Когда ты «торчишь», ты боишься, что даже если ты бросишь и переломаешься, ты все равно навсегда так и останешься наркоманом. Ты видишь вокруг себя весь этот ад, нет никакого света в окне, полная безысходность, и нет надежды, что ты когда-нибудь сможешь жить, как нормальный человек. И из-за того, что ты не веришь в возможность обычной жизни, ты и не можешь бросить. Нет мотивации, не к чему стремиться, всё пугает.
И потом, ты же не дурак и понимаешь, что у тебя буквально ничего нет — ни денег, ни работы, ни образования (по крайней мере у меня так было), ты никому не нужен, ты никто и всегда будешь никем. Это потом приходит понимание, что на самом деле всё это неважно. Даже без образования, без связей, работы и богатой семьи все равно нужно и можно жить дальше. Чего-то хотеть и стремиться выйти туда, за пределы мира наркотиков, в нормальную жизнь.
Ина Тундра. «Всё проще, чем кажется»
Как воровала — помню. Никогда — у бабушек, хотя многие говорили, что у бабулек проще всего, заговорить, задобрить и стянуть у них, невнимательных, кошелек, но нет, не могла пересилить себя. Помню, как стыдно было всё время перед ними, как пыталась всегда всем подать подаяние, добавить денег в магазине, подложить в сумку и карман, если были какие-то лишние 50–100 рублей, словно оправдываясь сама перед собой и замаливая грехи, надеясь, что за это спишется. Из дома тащила, что могла — да, мам, это была я, прости, да я думаю, ты и так знаешь, что я, да и простила давно
— Как ты думаешь, почему у тебя получилось и почему не получается у многих других?
— Мне сложно сказать. Для себя я это сформулировала так: «Больше никогда». Это настолько глубокое убеждение, что оно стало чем-то вроде базовой установки. Двадцать с лишним лет я не употребляю, но я и не хожу на группы, не пишу шаги и вообще никак не связываю себя с анонимными выздоравливающими. Я знаю, как это помогает большинству, но это просто не мой случай. Там каждый монолог начинается со слов: «Здравствуйте, я такой-то или такая-то, я наркоманка, алкоголичка или зависимая». И так продолжается годами. Так вот я не хочу всю жизнь жить с печатью того, что я наркоманка. Я знаю, что я была ею, но сегодня это не просто перевернутая страница моей жизни, это закрытая книга. Я никому ничего не навязываю, тут каждому свое. У меня вот так.
Бороться с судьбой
— После того как ты «завязала», вышла замуж и родила первого ребенка, твой муж погиб в автокатастрофе. Как ты не сорвалась тогда?
— Сейчас у тебя трое детей, мужчина, который тебя любит, и свой бизнес — ты совладелица успешного ресторана. Пугает ли тебя что-либо в этой нормальной жизни?
— Бывают моменты отчаяния, когда не понимаешь, что будет дальше, на что рассчитывать, куда двигаться. Тем более сейчас, когда у меня трое детей и на мне такая ответственность. В карантин было очень страшно, у меня все средства были вложены в бизнес, а тут всё встало, ничего непонятно, всё закрылось. А я не могу бросить всё и улететь на Бали — у меня дети, школы, садики, целый мир задач. Конечно, было страшно, я же не какая-то сумасшедшая, которая ничего не боится.
— Твоей старшей дочери 19 лет. Ты не скрываешь от нее, что употребляла наркотики в молодости?
— А какой смысл? Я этого не афиширую, но и не скрываю. Старшая дочь давно всё знает и друзья ее знают, кто-то даже книгу мою читал. Мне и в голову никогда не приходило что-то от нее скрывать, она с детства понимает, что наркотики — это зло. На фоне всего того, что она об этом знает, ей просто тупо неинтересно.
— Тебе не кажется, что в целом у поколения современной молодежи меняется отношение к алкоголю и наркотикам?
— Больше тебе скажу: мне кажется, сегодня наркотики просто потеряли свою притягательность для большинства подростков. Они совершенно равнодушно к этому относятся — мало ли что в этом мире есть, всё пробовать необязательно. Может, в артистической среде или, условно говоря, на дне. Но в целом сегодня картина, конечно, очень сильно отличается от 1990-х, когда употребление было тотальным, беспросветным, когда казалось, что «бухают» и «торчат» просто все. Сегодня это просто мало кому интересно. Наркоманы не в тренде, а наркомания не в моде. Мир меняется, может, хоть в этом есть что-то хорошее.