хорошо что есть я синявский
Необъявленная встреча. Андрей Синявский
1 июня 1990 г. у нас на работе проходили Пастернаковские чтения.
Ближе к обеду по Институту поползли слухи, что будет необъявленная встреча с Синявским. К концу дня о встрече знали все присутствующие, вспомнили «Прогулки с Пушкиным» и начали читать четвёртый номер «Октября» за 1989 год, где публиковались фрагменты сей примечательной книги. И тут, часа, эдак, в четыре вечера, в Дирекции и канцелярии начали морить тараканов: отодвинули столы, сняли с полок книги и старательно обрызгали из баллончиков все углы и мебельные швы. Потом закрыли свои кабинеты и ушли.
Вскоре по Институту распространился ужасающий запах тараканьей морилки. Сотрудники закрывали носы и глаза, возмущались и партиями отбывали домой. Кое-кто пошутил, что это сделали специально в честь Пастернаковских чтений и встречи с Синявским. Лица более осведомлённые отвечали шутникам, что нет, просто в понедельник будет советско-американский симпозиум, а по столу у Директора пробежал таракан, и нет, мол, никакой гарантии, что он не пробежит ещё раз, но уже при американцах. Одним словом, ситуация была нервная, ждать надо было часа два, и меня властно потянуло домой.
Андрей Вознесенский: Ну, давайте начнём. Символично, что на Пастернаковские чтения приехали Мария Васильевна Розанова и Андрей Донатович Синявский, который нёс крышку гроба Бориса Леонидовича Пастернака в тот исторический день. И, я думаю, это было не случайно. Он пронёс и гроб Пастернака до церкви (это были религиозные похороны), и тяжесть этого гроба как бы легла на его плечи на долгие годы. Андрей Донатович был сотрудником этого учреждения. Здесь, как мне известно, присутствует корреспондент журнала «Советский цирк». Я не буду долго задерживать ваше внимание и передаю слово гостям.
(Аплодисменты)
Розанова: После такого вступления мне так и хочется сказать:
«Гроб с музыкой!». (Смех). Мы постараемся не посрамить честь цирка. Выражаем восхищение оперативностью газеты «Советский цирк», единственного печатного органа присутствующего здесь, самой прогрессивной газеты Перестройки. А сейчас давайте мы пересядем в президиум, чтоб было сподручно работать. Сделаем так: вы задаёте вопросы, лучше в письменной форме, я их буду читать вслух, а Синявский – отвечать. Задавайте вопросы!
Вайнберг И.И.: Чем вызвано название [вашей газеты] – «Советский цирк»?
Розанова: Наверное, название «Советский цирк» больше всего олицетворяет то, что происходит в стране. (Смех).
Вопрос: Ваша книга о Пикассо открыла многим этого мастера. Продолжаете ли вы в этом плане? Что из современной культуры вам близко?
Синявский: Специальных работ на темы живописи я не пишу. Люблю ХХ век, авангард.
Вопрос: Как Вы оцениваете творчество Войновича? В частности, его «Чонкина»?
Синявский: В «Чонкине» мне больше нравится первая часть романа, где Войнович пародирует Солженицыны. В последующей части он пародирует коммунизм. Это мне нравится меньше.
Вопрос: Горький и Сталин. Горький – верил, Сталин – обманывал. Значит, вера равна обману?
Синявский: Статьи о романе «Мать» я не писал. Вот очень небольшой доклад на конференции. Кажется, он назывался «Роман “Мать” как образец раннего социалистического реализма». Это было очень давно.
В сборнике «Избавление от миражей» я писал о Горьком и Сталине. В отношении Горького я использовал известную концепцию Ходасевича «ему хотелось верить, и он начинал придумывать». Обычно, это ничем хорошим не кончалось. Ну, а Сталин обманывал без веры, изначально…
Вопрос: Книгу о Розанове писал Синявский. Не хотел бы Абрам Тэрц переписать эту книгу?
Розанова: Вы что, хотите, чтоб я, наконец, овдовела?
(Смех)
Синявский: В основе книги о Розанове лежит академический курс лекций. И потом, это совершенно не обязательно – всё делать в стиле «Прогулок». Должна оставаться академическая, фундаментальная основа. Я бы никогда не посоветовал начинающим изучать Пушкина студентам, читать «Прогулки». Им ни в коем случае нельзя их читать! Для изучения Пушкина есть много других очень хороших книг.
Вопрос: Как Вы относитесь к Иосифу Бродскому?
Синявский: Я лично с Бродским не знаком. Считаю, что Бродский – самый крупный современный русский поэт.
Вопрос: Как Вы относитесь к структурной поэтике?
Синявский: Плохо. Я не столько учёный, сколько художник. Больше всего мне близки критические статьи, написанные поэтами. А математик я никакой. Может быть, что-то я и понимаю в структурной поэтике, читая статьи, но лишь самую малость и очень поверхностно. Конечно, я не отрицаю, такой подход существует, но мне это не близко…
Вопрос: Каким критерием пользуетесь Вы, отбирая авторов для «Синтаксиса»?
Розанова: Критерий – острое чувство зависти: «Ах, чёрт возьми, почему это не мне досталось!». Зависти как издатель, разумеется.
Вопрос: Почему падает интерес к русской культуре?
[Розанова(?)]: Почему падает? Русский язык – мёртвый язык, вроде латыни. Кто на нём говорит? Где его применять? По употреблению он стоит на восьмом месте среди европейских языков. После португальского! Придите на любую привокзальную площадь любого города. В киосках вы увидите путеводители на всех языках мира, кроме русского! Сужается поле его применения, а значит падает интерес к языку и культуре!
Вопрос: Кто из наших современных писателей пользуется успехом на Западе?
Розанова: Читают и переводят обоих Ерофеевых, очень много печатается Татьяна Толстая, Петрушевская. Петрушевская просто нарасхват.
Тут мой взгляд упал на циферблат часов.
Я встала и ушла домой.
Вдова Андрея Синявского Мария Розанова: «Старость безальтернативна, как Путин»
Дмитрий Быков: Мария Розанова — вдова Андрея Синявского, издатель и редактор полемического журнала «Синтаксис», впервые опубликовавшая по-русски Владимира Сорокина и автобиографическую трилогию Лимонова. Она с 1971 года в эмиграции, в девяностые и нулевые нередко гостила в Москве, сейчас почти не покидает знаменитого дома в Фонтене-о-Роз. Интервью она дает редко, из-за чего пошел даже слух о ее старческой немощи. Я рад этот слух развеять: как все люди, живущие прежде всего умом, Марья Васильевна в полном порядке. Неутомимый и жестокий полемист, безошибочная Кассандра, мастер хлестких определений и проникновенных воспоминаний, московская красавица с репутацией ведьмы — о нас, о себе и о жизни.
Фото: Виталий Белоусов / ИТАР-ТАСС
— А вот и наш розан, наш пузан, сразу заполняющий собой большую часть комнаты.
— Вы мало переменились, Марья Васильевна.
— Да и вы не слишком.
— Я постараюсь вас не утомить.
— Мы с вами настолько хорошо знакомы, что если вы начнете меня утомлять, я легко пошлю вас сексуально-пешеходным маршрутом. Но спрашивайте о важном, а не о ерунде: я в самом деле быстро устаю. Разумеется, я могу себе позволить встать в сортир или к столу, но большую часть дня все-таки лежу.
— Я вам, кстати, кое-что привез. Видите? Киплинг, 1938 год, «Из книг Марии Розановой», с выписками неким молодым почерком.
— Откуда у вас это? Взяли почитать и не вернули?
— Нет, это вы перед отъездом раздавали библиотеку. Книжка досталась Меньшутину, после него Науму Ниму, а он вот, видите, вернул вам.
— Нима я знаю, издатель «Неволи». Спасибо. Значит, я не держала эту книгу в руках 47 лет?
— Если о главном, то в последнее время я как-то перестал отличать плохих людей от хороших, утратил критерий. Испортилось столько народу, что…
— Я понимаю, но ведь это не первая такая порча. «Хороший человек» — понятие очень зыбкое, зависящее от угла зрения. Для огромного количества моих добрых знакомых я человек плохой. Меня иногда занимало, почему, собственно, нелюбящих меня людей так много (правду сказать, эти чувства чаще всего взаимны). Я испытываю к людям интерес, да, и даже люблю врагов, но с точки зрения, как бы сказать, гельминтологической. И думаю, что проблема была в самостоятельности мышления, в моем категорическом нежелании вписываться в любую гонку за лидером. Хороший человек для меня определяется прежде всего сопротивляемостью: если его трудно вовлечь в стаю, этого почти довольно, чтобы считаться хорошим. Тогда есть шанс, что он воздержится от травли, от всякого рода коллективных маршей. Думаю, что в экстремальных обстоятельствах главная добродетель — пониженная внушаемость. Легче всего человек ловится на патриотизм. Вынуждена сказать, что я совершенно не патриот. Я непоправимый одиночка. Это на многое обрекает, но и от многого страхует.
— Но этого недостаточно.
— Наверное, недостаточно. У одиночек возникает другой соблазн — гордыня. Я не люблю самолюбования; вообще большинство гадостей человек совершает именно из тщеславия. Раздутое эго — самый большой риск значительного человека.
— Как насчет доброты?
— Я редко видела ее и не очень понимаю, что это такое. В моей молодости о слишком податливой женщине говорили: добрая, всем дает… Это совсем не про меня. Безусловно добрым человеком был Даниэль — вероятно, самый обаятельный мужчина, которого я видела, несмотря на откровенно обезьянью внешность. Но и в его случае доброта была сопряжена с промискуитетом, это как-то хорошо уживалось. Я затруднюсь назвать безусловно хороших людей: например, упомянутый вами Андрей Меньшутин, соавтор Синявского по «Поэзии первых лет революции» и большой наш друг.
— Интересно, а о Владимире Максимове — после примирения — вы можете так сказать?
— Нет, так далеко мои христианские чувства не простираются. Но я и о Синявском не могу так сказать. Синявский был очень трудный, и только поэтому смог осуществиться.
— Сейчас в огромной моде Довлатов: что вы скажете о нем?
— Довлатов был очень милый, особенно при поверхностном общении (другого у нас и не было). И проза очень милая — что, собственно, и помешало ей стать большой.
— Если вы следите за современной Россией — вы не можете не видеть, что там возобладала почти неофашистская риторика.
— Но это произносится теперь не виновато, а с гордостью.
— С гордостью — потому что всегда приятно быть не такими. Отличаться от всего мира. Весь мир стремится созидать — мы находим наслаждение в том, чтобы рушить, в том числе себя. Весь мир стремится нравиться — мы хотим, чтобы нас любили именно черненькими. Синявский не любил Достоевского, а я… нет, я, конечно, тоже его не люблю, но считаю его писателем очень полезным. Некоторые важные вещи он рассмотрел и сформулировал первым.
— Но ведь в 1968-м или в 1980-м не принято было гордиться, что мы вошли в Прагу, в Афган. Этого скорей стыдились.
— Да, тут есть над чем задуматься.
— Может, это было связано с появлением «образованщины», то есть с превращением народа в интеллигенцию?
— Не обольщайтесь. Просто война была еще недавно, и ее хорошо помнили. Ветеранам было за 40, в 1980-м — за шестьдесят, но радоваться войне они не могли. Что до образованщины, думается, масштабы этого явления Солженицын преувеличил. Он интеллигенции боялся и не любил.
— Почему, как вы думаете?
— Думаю, потому что сознавал, насколько он хуже смотрится на ее фоне. Ему это не было дано — так же, как и вкуса.
— Тем не менее несколько первоклассных вещей он написал.
— Как говорили в моей юности, давно и неправда. Практически все действительно первоклассное, включая первый вариант «Круга», написано до публикации «Ивана Денисовича».
— Я вот человек внушаемый и — было время — почти поверил, что Крым наш. Но только не в таком…
— Вот да! Не в такой форме. Чем вы объясняете такой ажиотаж крымского населения по этому поводу?
— Дима, Крым — это курорт. Курорту положено ложиться под пришельца, четыре месяца радостно его обслуживать и остальное время на это жить. Об этом как бы не принято говорить, но во время немецкого вторжения в Крыму тоже не очень хорошо обстояло дело по части коллаборационизма. У меня была подборка тогдашних газет. К сожалению, было такое, что и немцев встречали хлебом-солью.
— Не только крымские татары. И антисемиты. И обычные конформисты. Старые газеты — вообще полезная вещь. Коллаборационисты были не только во Франции. Есть и люди такие — люди-курорты, очень приятные в общении, только помните, что они ненадежны. Это плохие союзники.
— Красивой женщине, знаете, легко быть нонконформистом. Многое прощается.
— Это заблуждение. Красивой женщине значительно труднее, чем некрасивой. Мужчина ее чаще всего ненавидит: почему она не со мной, а вон с тем?! Кстати, что бы ни говорили о харассменте и сколько бы идиотов ни отметились на этой теме, но ведь харассмент есть, с ним сталкивалась практически каждая.
— И как с ним бороться?
— В планетарном масштабе никак, то есть бороться с ним может только каждая отдельная женщина, подручными средствами. Больше надеяться не на что.
— И мне. Тот самый человек, который впоследствии предал Синявского и, кажется, даже не раскаивался, — подглядывал за мной в уборной. Я увидела руки — он подтягивался на бортике — и полоснула по ним лезвием бритвы. Я всегда носила с собой лезвие — карандаш очинить, мало ли… Он вообще был такой, из наблюдателей. Я очень не люблю подглядывающих людей. Это позиция распространенная, не обязательно лезть в уборную. В быту тоже полно.
— Есть ли какие-то преимущества у старости?
— Кстати, вы следите за эволюцией Лимонова?
— За внешней — да: недавно увидела его фотографию и долго недоумевала, откуда взялся этот старик. А внутренне, думаю, он не меняется. Поговорить и повидаться хотелось бы, конечно.
— Но он теперь поддерживает Путина.
— Вот еще. Делать ему нечего. Вы замечали, что Лимонов очень умный?
— Никогда. Что очень талантливый — всегда.
— Нет, он очень себе на уме. Он делает только то, что расширит его опыт. Не человек, а инструмент письма — как Розанов, тоже, кстати… неоднозначный. Я люблю их обоих.
— Марья Васильевна, чего вы ждете от нынешней России? И от будущей?
— Абсолютно всего. То есть действительно — может случиться все, в том числе худшее. Я думаю о сегодняшней России с очень большой тревогой… с куда большей тревогой, чем о Советском Союзе в свое время.
— Значит, все-таки хуже?
— Беспредельнее, сказала бы я. Те все-таки в чем-то себя ограничивали.
— А зачем, по-вашему, такая Россия нужна на Земле? В чем сверхзадача?
— А вы уверены, что такая Россия нужна? Самое страшное, что она может оказаться Богу не нужна, и тогда…
— Что делать в этой России — у вас есть рецепт?
— Моя лучшая подруга, знаменитая словесница Эмма Шитова преподавала всю жизнь, и все-таки я думаю, что у нее могла быть более счастливая судьба. Школа — это такой букет… достаточно вспомнить, чем там пахнет. Этот ужасный смешанный запах буфета, кала и мочи! Я по запаху почти все могу сказать о месте, где нахожусь. Школа — место страданий. Я никогда не была так несчастна, как со второго по пятый класс. Потом все-таки отвоевала себе некое пространство свободы.
— Это очень не для всех.
— Хотелось бы услышать нечто утешительное.
— И тем не менее — от скуки. Я могу вам обещать, что скучно не будет. Для человека, умеющего читать и писать, наступает поразительное время. Как говаривал Синявский, писателю и умирать полезно.
— Я слышал, что вы никогда ничем не болели. Есть какой-то способ…
— Я очень много болела, но никогда никому об этом не говорила, вот и весь способ. Болезнь возникает, как только вы начинаете жаловаться. Вообще меньше жалуйтесь, не доставляйте этого удовольствия своим недоброжелателям. Существует только то, о чем вы сказали вслух, поэтому неприятности надо замалчивать. Я знаю только один рецепт здоровья — чтобы не болели зубы, их надо чистить как можно реже. Перед выступлением, докладом, свиданием с предполагаемыми поцелуями. Частая и жесткая чистка зубов сдирает эмаль, а она не восстанавливается.
— Ваш девиз «Вас всех нашли в крысиной норе, а меня купили в игрушечном магазине» — откуда эта цитата?
Пётр Синявский. «У души не бывает сиротства. «
Приблизительное время чтения: 4 мин.
Из окна моей редакционной комнаты в «Новом мире» хорошо видны купола храма Рождества Богородицы в Путинках — старинной шатровой церкви в Москве. Последние годы именно туда я хожу слушать Великий покаянный канон. Недавно узнал, что в конце прошлого века, когда церковь восстанавливалась, в храме часто прислуживал — мыл полы, чинил подсвечники, делал разную другую работу — один из моих самых любимых детских поэтов Пётр Синявский. Глядя сейчас на храмовые купола, я почему-то думаю об этом.
Сегодня бывший джазовый трубач, когда-то чуть не ставший священником, духовный сын митрополита Иоанна (Снычёва) и двоюродный внук историка церкви владыки Манýила (Лемешевского) — любимый гость многих приходских общин. В поэзии он славен как виртуозный автор стихотворений для самых маленьких. Музыку на его стихи писали и пишут наши лучшие композиторы — Марк Минков, Давид Тухманов, Александр Журбин, Юрий Чичков. Вы, наверное, помните: «Мой щенок похож немного / На бульдога и на дога…»
А песни из кинофильмов, думаю, составили бы целый сборник.
И ставший знаменитым «Кадетский вальс» с древним девизом-присловьем «Душу — Богу, сердце — даме, жизнь — государю, честь — никому» написал тоже он. На его недавних книжках — «Мамина молитва» и «Малышкина молитва» — читаю такое: «Да благословит Господь эти детские стихи для чистых и нежных душ малышей. Схиархимандрит Илий».
О том, что Пётр Алексеевич часто поёт и декламирует свои стихи в приходах — я знал; недавно довелось побывать на его выступлении в подмосковном селе Федосьино, где он впервые огласил поэму «для чтения взрослыми детям» — о преподобном игумене Савве Сторожевском и спел издавна любимые песни: «Волоколамские колокола», «Крестница», «У иконы душа сокровенная».
Между прочим, у нашего чудесного детского поэта нет ни одной «взрослой» книги. Но это его преданных читателей нисколько не смущает. Наверное, потому, что искусство Петра Синявского уже давно обладает, по милости Божией, тем драгоценным качеством, которое именуется производным от слова народ.
Молитва Господня
Возносится нá небо купол церковный,
Звенит колокольнями праздник престольный.
И вновь возжигает свечу пред иконой
Пресветлое слово молитвы Христовой.
Мерцает лампада в притворе собора,
Господь призывает заблудшие души.
Он даже тому, кто не верует в Бога
И сердце утешит и слёзы осушит.
И ныне и присно, под сводом небесным,
В туманные полночи, в ясные полдни,
Чело осенив троеперстием крестным,
Мы учимся слушать глаголы Господни.
Инок пишет икону
Уже вечерню отпели,
На звоннице тишина.
В окно монашеской кельи
Смиренно смотрит луна.
Здесь инок пишет икону,
С молитвой наедине.
Он просит святого Николу:
— Владыка, дай силы мне!
Дай мудрости, хоть крупицу,
Дай истину, хоть на миг.
И чудится иконописцу,
Что ожил святительский лик.
И молвил угодник Божий,
Открыв святые уста:
— Тебе сам Господь поможет.
Трудись, во славу Христа.
В молитве ищи прозренье,
От всех сует отрекись.
Ты — Божье определенье,
Тебе дарована кисть.
Уже вечерню отпели,
На звоннице тишина.
В окно монашеской кельи
Смиренно смотрит луна.
И лик святого Николы
Покоится на стене.
Здесь инок пишет иконы,
С молитвой наедине.
Рождество Христово
Во владеньях инея и снега
Расцвели хрустальные сады.
К нам в окошко с праздничного неба
Льётся свет Рождественской Звезды.
В каждый терем, в каждую светёлку
Златокрылый ангел прилетел,
Он зажёг рождественскую ёлку
И на нас с улыбкой поглядел.
Снится нам в рождественский сочельник
Вереница праздничных чудес.
Сам Господь в чудесных облаченьях
К нам с тобой спускается с небес.
Возле ёлки снова торжество –
Рождество, Христово Рождество.
Помощник
Чуть постарше трёх лет человечек
От иконы к иконе идёт,
Собирает огарочки свечек
И в коробочку тихо кладёт.
И получится новая свечка
Из огарочков этих потом…
Сам Господь попросил человечка
Стать помощником в храме святом.
Стихи о Христовой любви
У души не бывает сиротства,
У неё есть Небесный Отец.
Вместе с Господом справиться просто
С одиночеством наших сердец.
Не остынет душа из-за стужи,
В этой жизни и в жизни иной –
Сам Господь обогрел наши души
Благодатью Своей неземной.
От купели Крещенья святого
Среди множества дел и забот
Нас любовь окружает Христова
И смиренно взаимности ждёт.
Дай мне, Боже, ещё одну милость!
Спасе, Господи, благослови!
Чтоб душа пред Тобою склонилась
И Тебе объяснилась в любви.
Вместе с Господом справиться просто
С одиночеством наших сердец.
У души не бывает сиротства,
У неё есть Небесный Отец.
Мамина молитва
Перед иконами нашего храма
Теплятся свечи в святой тишине.
К этим иконам пришла моя мама,
Чтобы с поклоном просить обо мне.
Дома за всё меня мама простила
И пожелала счастливого сна,
И перед сном меня перекрестила
Так, как умеет только она.
Снова мне снился перед рассветом
Терем серебряный в Божьем Раю.
Снова молился в тереме этом
Ангел, похожий на маму мою.
Рисунок Марии Заикиной
Высоцкий. Глава 192. Центрифига и бардакамера у Абрама Терца
Но сказали твёрдо: «Нет!
Чтоб ни грамма гласности!»
Сам всё знает Комитет
Нашей безопасности.
Владимир Высоцкий («Вот и кончился процесс…», 14 февраля 1966 года)
Владимир Высоцкий был, как ни банально это звучит, человеком широко одаренным.
Мы прекрасно знаем его как поэта, как исполнителя собственных песен, как актера, сыгравшего на экране и на сцене несколько совершенно выдающихся ролей. Но редко вспоминаем про Высоцкого как мастера юмористического рассказа, импровизатора, сочинявшего и исполнявшего в дружескому кругу вот такие чудные истории – как эта: слушать
Владимир Высоцкий в курсовом и дипломном спектакле Школы-студии МХАТ «История странного человека», 1960 год
Эта запись сделана осенью или зимой 1963 года в квартире Андрея Синявского.
Об отношениях Высоцкого и Синявского, об этих устных рассказах и не только о них – наша сегодняшняя глава.
Сразу скажем, что про устные рассказы Высоцкого вспоминают не так часто потому, что в записи их сохранилось совсем немного, и практически все они относятся к ранним годам творчества.
В 1990 году Людмила Абрамова в интервью ленинградским исследователям творчества Высоцкого Владимиру Румянцеву и Виктории Чичериной с большим сожалением вспоминала о том, как пропали записи, сделанные в начале 60-х годов: слушать
Маша – это Мария Розанова, жена Андрея Синявского.
Мария Розанова
А как она пленку «отторговала» – про это мы вам позже расскажем.
Конечно, рассказы эти не были какими-то невероятными шедеврами и философской глубиной тоже не отличались. Но они интересны тем, что показывают Высоцкого с необычной стороны и, безусловно, эти рассказы талантливы и обаятельны. И почти все, что сохранилось – записано именно в гостях у Синявского и Розановой.
Андрей Донатович Синявский – педагог, литератор и литературовед. Он преподавал советскую литературу, когда юный Володя Высоцкий учился в Школе-студии МХАТ.
Студенческий билет Владимира Высоцкого №398. Выдан 01.09.1956 года
Школа-студия имени В.И.Немировича-Данченко при МХАТ СССР им.Горького
И так получилось, что преподаватель советской литературы Синявский стал одним из самых известных диссидентов, правозащитников – можно сказать, антисоветчиком.
Студенты – и Высоцкий в их числе – обожали Андрея Донатовича за интересную, ироничную, вдумчивую манеру, старались не пропускать его занятий. Как вспоминала Людмила Абрамова, именно от Синявского пошла у Высоцкого любовь к запретному в то время Гумилёву.
Николай Гумилёв
Однажды после экзаменов студенты напросились к любимому преподавателю в гости.
Мария Васильевна Розанова рассказывала, что ни с одной студенческой группой у Синявского больше не сложилось настолько близких, почти дружеских отношений.
Из воспоминаний актрисы Марины Добровольской, однокурсницы Высоцкого:
«С Андреем Донатовичем многое связано… Он пришёл к нам не сразу. Сначала русскую литературу нам читал Абрам Александрович Белкин, вот он и привёл к нам Андрея Донатовича. Русская литература первой половины XX века… Пришёл к нам такой немного странный человек, ещё молодой, но уже с бородой. Глаза тоже странные: не поймёшь, на тебя глядят или нет… И говорит очень тихо, с расстановкой, немного растягивая слова. Но сразу же – ощущение доброты и доверия к тебе. Но самое главное – что говорит! Называет имена, которые мы не знали. Рассказывает о вещах, которые мы не читали. Бунин, Цветаева, Ахматова… У нас были не только лекции, но и беседы. Синявский учил нас мыслить… С другой стороны, Андрею Донатовичу, по-видимому, тоже было интересно с нами. Как потом выяснилось, он впервые столкнулся с такими индивидуальностями, хотя у него были ученики и прежде…»
Как говорил позже Андрей Синявский, до этого момента он никак не выделял Высоцкого среди прочих студентов, а Розанова говорила, что поначалу он показался ей «мальчиком с каким-то почти тупым лицом» и был самым неприметным, пока не запел.
Школа-студия МХАТ, 1956 год
Исполнение Высоцкого произвело и на Андрея Синявского, и на Марию Розанову невероятное впечатление.
И только под влиянием этого исполнения они решили приобрести большой, громоздкий магнитофон «Днепр-5», чтобы записывать Володю, и чтобы всё это не пропало. В их квартире специально для Высоцкого была гитара, на которой никто, кроме него, больше не играл.
Пока вы здесь в ванночке с кафелем: слушать
Магнитофон «Днепр-5»
Запись, которую вы только что слышали, была сделана в квартире Синявских в Хлебном переулке в 1962 году.
Из известных на сегодняшний день – это первое и наиболее полное исполнение песни, написанной по мотивам реальных событий. В апреле 1961 года хирург Леонид Рогозов действительно сам себе сделал операцию по удалению аппендицита во время 6-й советской антарктической экспедиции.
Леонид Рогозов
А следующая из сохранившихся записей у Синявских сделана уже в 1963-м:
«У меня было сорок фамилий…»: слушать
Тут необходимо пояснить, что Синявский – человек в высшей степени интеллигентный, энциклопедически образованный, обожал, тем не менее, тот жанр, который мы условно называем «блатной песней».
И вот такие песни он больше всего любил у Высоцкого, и мнения своего не изменил даже годы спустя, когда уже не Володя, а Владимир Семёнович написал десятки новых замечательных вещей.
Куйбышев, ДК имени Ф.Дзержинского, 24 мая 1967 года. Фото Владимира Емеца
Впрочем, мы обещали поговорить сегодня об устных рассказах, и мы их сейчас обязательно послушаем, сделав, конечно, скидку, на, увы, не идеальное качество звучания пленки на старой бобине: слушать
Хоть и писал о самом себе Высоцкий в одном из писем к Людмиле Абрамовой, что «стал похож на русского вахлака, от еврейства не осталось и следа», но образ Моти Рабиновича у него получился очень забавный и органичный.
Этот лирический герой возникает у Высоцкого и в другом рассказе – о том, «почему Мотя Рабинович не пошел в школу»: слушать
Мария Розанова вспоминала, что чаще всего Володя просто хватался за какую-то фразу и дальше уже начинал импровизировать, буквально сочиняя на ходу.
Но были среди его рассказов и вариации по мотивам давно известных в театральных кругах баек, которые она слышала прежде в разных исполнениях. Как, например, вот эта – про то, как «блатные» обсуждают Анну Каренину: слушать
Из того же разряда старых, или как их назвала Мария Васильевна, «бродячих театральных сюжетов», и вот эта история – почти про «даму с собачкой».
Но с «блатной интонацией»: слушать
Но особое место в недлинном списке устного творчества Владимира Высоцкого занимают рассказы на космическую тему.
В главе, которая была в нашем цикле посвящена Высоцкому и космосу, вы уже могли слышать фрагмент рассказа под условным названием «Имею право быть космонавтом» про встречу Вовки, то есть как бы самого Высоцкого, в ресторане ВТО с Гагариным и Титовым, испытание в «центрифиге» и «бардакамере»: слушать
Юрий Гагарин и Герман Титов
Но это был не единственный рассказ, посвященный космосу, среди записанных дома у Андрея Синявского: слушать
Здесь важна предыстория.
Почти все устные рассказы Высоцкого, которые сохранились на пленке Андрея Синявского, были записаны во второй половине 1963 года. А незадолго до этой записи, а именно в июне 1963-го, состоялся первый полет женщины в космос. Валентина Терешкова была на борту корабля «Восток-6». А одновременно с ней в космосе был «Восток-5», который пилотировал Валерий Быковский.
Валентина Терешкова и Валерий Быковский
Первая женщина-космонавт, групповой полет двух кораблей – событие, безусловно, было историческим.
Говорилось о нем много, и, как часто бывает, космические подвиги нашли отражение в народном творчестве. Возможно под влиянием тех свежих событий, а может быть вообще на волне повального увлечения космосом Высоцкий и сочинял свои «космические» рассказы. Известно продолжение космической истории про «центрифигу» и ресторан ВТО – и там упоминается как раз Валентина Терешкова: слушать
Еще один рассказ – о разговоре Никиты Сергеевича Хрущева с космонавтом Павлом Поповичем был придуман, скорее всего, не в 1963 году, а позже, и основан на реальных, скажем так, событиях: слушать
Здесь есть одна загадка.
Павел Попович тоже был участником исторического полета.
Павел Попович
В августе 1962 года на кораблях «Восток-3» и «Восток-4» на орбиту отправились сразу два космонавта – Андриан Николаев и Попович.
Николаев, к слову, потом стал мужем Валентины Терешковой, и это событие тоже преподносилось как уникальная, первая в истории «космическая свадьба». Так вот по тогдашней традиции первые лица страны, и непременно Хрущев, выходили на связь с космонавтами во время полета. И разговор у Никиты Сергеевича с Павлом Поповичем действительно был. Но Микоян в нем не участвовал. А реплика про Анастаса Ивановича, который буквально вырывает трубку из рук, прозвучала из уст Хрущева в 1964 году, во время сеанса связи с экипажем корабля «Восход-1» в составе Владимира Комарова, Константина Феоктистова и Бориса Егорова. Первый в истории полет тройного экипажа. А сам экипаж впервые летел без скафандров.
Разговоры вождей с космонавтами транслировались в прямом эфире по радио, и вся страна их слушала.
Неудивительно, что в рассказе Высоцкого фактически появилась цитата из такого разговора. Но получается, как полагает исследователь творчества Высоцкого Юрий Куликов, нам необходимо вносить уточнение в датировку записи устных рассказов в доме Синявского. Как минимум «Разговор Хрущева с космонавтом Поповичем» был записан не в 1963 году, а годом позже. Ну и еще одна деталь. Участник исторического полета тройного экипажа Владимир Комаров 24 апреля 1967 года тоже войдет в историю, но уже трагическим образом. Именно Комаров – первый космонавт, погибший во время полета.
Впрочем, вернемся из космоса на землю, в дом Андрея Синявского и Марии Розановой.
Осень 1964 года:
Людмила Абрамова вспоминала, что эта песня была среди трех «заготовок», из которых Высоцкий хотел сделать одно произведение.
Людмила Абрамова, 1962 год
В итоге, кроме этой, вышли еще две потрясающие песни – «Дайте собакам мяса» и «Гололед».
Но Высоцкому казалось, что получается не очень хорошо… Тем не менее, одну песню он решился показать Андрею Донатовичу: слушать
Конечно, на отношения Владимира Высоцкого и Андрея Синявского не могли не повлиять взгляды Андрея Донатовича.
Благодаря Синявскому Высоцкий познакомился и с семьей диссидентов – Юлием Даниэлем и Ларисой Богораз.
Лариса Богораз, Марина Домшлак-Герчук, Мария Розанова-Синявская, Андрей Синявский, Юлий Даниэль и Юрий Герчук.
Фото Сергея Серова
В эфире радиостанции Би-Би-Си в январе 1984 года в программе, посвященной Высоцкому, Синявский вспоминал один любопытный эпизод: слушать
Интересна высокая оценка, данная Синявским песне «Охота на волков» как фактически диссидентской песне.
Но Андрей Донатович, как вы слышали, упомянул и песню «про стукача», которую Владимир якобы неоднократно исполнял на дне рождения Юлия Даниэля.
Юлий Даниэль
Была ли какая-то запись в тот вечер – неизвестно, но до нас она не дошла.
Зато сохранилась пленка, записанная в апреле 1965 года в Ленинграде у Евгения Клячкина.
Вновь обратимся к эфиру Би-Би-Си и послушаем Андрея Синявского: слушать
Как после этих слов не вспомнить коротенький набросок Владимира Семёновича: слушать
Запись сделана в 1963 году у друга Высоцкого по Большому Каретному Левона Кочаряна.
Этот куплет Высоцкий единственный раз спел перед исполнением легендарной песни Юза Алешковского про «Товарища Сталина». Есть версия, что написал свои строки Высоцкий по случаю 10-летия с момента смерти вождя, но это не более чем притянутый за уши домысел.
Юз Алешковский
Ну а про «десять сталинских ударов» знали все, кто ходили в школу в первые послевоенные годы.
Сталина провозглашали гениальным полководцем, а десять крупнейших победоносных операций времен Великой Отечественной приписывали его гению.
А теперь вновь обратимся к воспоминаниям Людмилы Абрамовой, которая говорила, что арест Синявского – это целая эпоха.
Людмила Абрамова на съёмках фильма «713-й просит посадку». Ленинград, «Ленфильм», сентябрь 1961 года
И Володя очень остро переживал, что Андрей Донатович его не посвящал в подробности.
Высоцкий знал, что Синявский пишет художественную прозу, фантастику. И, скажем, рассказ «Пхенц» потряс его не меньше, чем повести Стругацких – буквально до содрогания! Но Высоцкий не знал, что Синявский печатается за рубежом. Как не знал и о том, что Даниэль пишет прозу – он знал только его стихи.
Из письма Владимира Высоцкого Игорю Кохановскому, 20 декабря 1965 года:
«Помнишь, у меня был такой педагог – Синявский Андрей Донатович – с бородой, у него ещё жена Маша. Так вот! Уже 4 месяца, как разговорами о нём живёт вся Москва и вся заграница. Это – событие № 1. Дело в том, что его арестовали КГБ. За то якобы, что он печатал за границей всякие произведения. Там, – за рубежом вот уже несколько лет печатаются худ. литература, статьи, и т.д. и т.п. под псевдонимом Абрам Терц, и КГБ решил, что это он, провёл лингвистический анализ, и вот уже 3 месяца идёт следствие. Когда наши были в Париже, там на пресс-конференции только и спрашивали, что о нём. Наши что-то вякали, тогда посыпались протесты от крупнейших деятелей культуры. Его называют виднейшей фигурой советской лит-ры. А мы даже не подозревали. В общем, скандал почище, чем с Пастернаком. Кстати, последняя его работа – вступительная статья – страниц на 60 – к изданию Пастернака. Произведений, изданных там, я не читал, но кто читал – говорят – великолепно, а я читал кое-что здесь и согласен. Куда заведёт следствие – не знаю, давно не видел Машу. Слухов, сплетен и домыслов – куча, Би-Би-Си каждый день передаёт информацию – одна другой чуднее, но всё это ерунда. Никто ничего не знает. 5 декабря на площади Пушкина была демонстрация, организовали её студенты. Многие знали, что они будут, и ЧК – тоже. Бунт был подавлен в зародыше. Бунтовщиков – человек 10 – куда-то увезли и тут же отпустили за ненадобностью – молокососы какие-то. Требовали гласности процесса над Синявским. В общем, скандала не получилось, но ты примерно можешь представить себе масштабы этого всего. Кстати, маленькая подробность. При обыске у него забрали все плёнки с моими песнями и ещё кое с чем похлеще – с рассказами и т. д. Пока никаких репрессий не последовало, и слежки за собой не замечаю, хотя надежды не теряю. Вот так! Но… ничего, сейчас другие времена, другие методы, мы никого не боимся, и вообще, как сказал Хрущёв – у нас нет политзаключенных!»
Москва, клиника неврозов им. Соловьёва, 23 ноября 1965 года. Фото Елены Щербиновской
«На железный засов заперты ворота…»: слушать
Песня по мотивам сразу трех сочинений неизвестных авторов, которую Владимир Высоцкий спел в 1962-63 году.
Причем эта запись с большой вероятностью сделана у того самого Юрия Егорова, которого в начале этой главы Людмила Абрамова порицала за легкомысленное отношение к пленкам. Напомним, что интервью она давала в 1990 году, и впоследствии часть записей Егорова удалось обнаружить.
Песня, которую вы слышали, похожа на реальную «блатную», но все-таки это скорее стилизация по мотивам творчества «уголовных элементов».
Уголовным элементом стал и Андрей Синявский. Знаменитый процесс Синявского и Даниэля, которых обвинили в написании и передаче для публикации за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй».
Процесс над Юлием Даниэлем и Андреем Синявским. Москва, Верховный Суд РСФСР, 10-14 февраля 1966 года
Юлию Даниэлю дали пять лет лагерей, а Андрею Синявскому – семь лет исправительно-трудовой колонии строго режима за «антисоветскую агитацию и пропаганду».
В квартире Синявского и Марии Розановой провели обыск и конфисковали в том числе пленки.
На которых, кроме всего прочего, были и записи Высоцкого. Розанова подняла шум, доказывая, что обыск проводят по делу Синявского, а пленки эти – её! Но их все равно забрали. Однако Мария Васильевна – женщина упорная, и не переставала добиваться своего. В конце концов, случилось почти чудо. Записи ей вернули, но предупредили, что один из рассказов Высоцкого на пленке – антисоветский и поэтому его стерли.
Фотошутка.
Москва, клиника неврозов им.Соловьёва, 23 ноября 1965 года. Фото Елены Щербиновской
Но когда Розанова стала слушать, оказалось, что всё на месте и ничего не стерто.
Видимо, что-то не сработало у бдительных чекистов. Розанова сформулировала это фразой, не утратившей актуальности по сию пору: «В стране, где никто не умеет работать, не умеет работать и КГБ».
А рассказ, который в КГБ посчитали антисоветским, был, наверное, самым знаменитым устным рассказом Высоцкого.
Про крокодилов, один из которых стал секретарем райкома, медведицу, которая оказалась Надеждой Константиновной Крупской и Рекса – собаку Полковника: слушать
Процесс Синявского и Даниэля завершился в феврале 1966 года.
Приговор вызвал огромный резонанс в мире, а в СССР, как полагают, фактически после него и зародилось движение диссидентов.
Потрясло это событие и Владимира Высоцкого. По горячим следам он написал стихотворение «Вот и кончился процесс…» (ЧИТАТЬ)
Впрочем, как уверяет Людмила Абрамова, сначала он задумывал эти стихи как песню: слушать
Андрей Синявский досрочно вышел на свободу в июне 1971 года, а в 1973 эмигрировал вместе с Марией Розановой в Париж, где и прожил до самой кончины в 1997 году, оставаясь одним из виднейших русских литераторов и публицистов.
Мария Розанова и Андрей Синявский
«Песня эмигранта».
Авторы неизвестны. Запись 1961 года:
Когда у Высоцкого появилась возможность выезжать за границу, то будучи во Франции, он снова смог встречаться со своим учителем.
Впрочем, встречи эти не были частыми. По мнению Марии Розановой, этих встреч опасалась прежде всего Марина Влади, чтобы не обострять отношения с советским властями.
Публикация «Марина Влади и ее муж, советский Брассенс-Бельмондо» в ежедневной французской газете «France-Soir»
Париж, 19 марта 1977 года
И Розанова даже считала, что сам Володя все больше и больше становился, как она выразилась, «официозом».
Известно, что и более поздние песни Высоцкого Синявский до конца не принимал, полагая, что все эти шуточные, спортивные и тому подобные вещи были не более чем попыткой «уйти в легальную заказную тематику». Хотя такие песни, как «Охота на волков» ценились Синявским очень высоко.
Ленинград, квартира Михаила Крыжановского, 6 июля 1968 года. Фото Галины Дроздецкой
Но как бы то ни было, хорошо известен случай, когда один из приездов Высоцкого в Париж совпал с вручением Синявскому премии за книгу «Голос* из хора», основу которой составили письма Андрея Донатовича супруге, написанные им в лагере.
Так вот, несмотря на все риски, 13 февраля 1975 года Высоцкий демонстративно пришел на эту церемонию. А на следующий день сделал в своем дневнике запись: «Пошёл я на вручение премии А.Синявскому, чуть поговорил, представляли меня всяким типам. Не знаю, может, напрасно я туда зашёл, а с другой стороны – хорошо. Хожу свободно и вовсе их не чураюсь… А пообщаться интересно. Они люди талантливые и не оголтелые». И добавил, что ночью позвонил ему «один тип, который уехал», задавал разные вопросы, вроде: «Ты из повиновения вышел?», на что Высоцкий ответил: «Я в нём и не был». Сложилось у Владимира Семеновича ощущение, что разговор их записывался. А подытожил он это фразой: «Как они всё-таки, суки, оперативны. Сразу передали по телетайпу – мол, был на вручении премии». (ЧИТАТЬ)
Владимир Высоцкий и Марина Влади. Париж, декабрь 1977 года
Фото Джонкарло Ботти
Я благодарю за помощь в подготовке этой программы Юрия Гурова и наших друзей из Творческого объединения «Ракурс» Игоря Рахманова, Валерия и Владимира Басиных, Александра Петракова, Олега Васина, Сергея Алексеева и Александра Ковановского.
А в завершении нашей истории вы услышите романс начала XX века написанный Яковом Пригожим на слова Сергея Гарина.
Он известен и в исполнении Владимира Высоцкого, а на этой пленке звучит голос Андрея Синявского: слушать
При подготовке программы использованы:
– фотографии из архивов Сергея Алексеева, Олега Васина, Игоря Данилова, Алексея Денисова, Павла Евдокимова, Наталии и Михаила Кане, Александра Петракова и Творческого объединения «Ракурс»;
– фонограммы из архивов Валерия и Владимира Басиных, Юрия Гурова, Александра Петракова и Виктории Чичериной;
– Валерий Перевозчиков. «. Арестован лучший парень за три слова…» (Мария Васильевна Розанова о Владимире Семёновиче Высоцком и Андрее Донатовиче Синявском). Опубликовано в книге «Неизвестный Высоцкий» – М.: Вагриус, 2005;
– Виктор Бакин. «Владимир Высоцкий. Без мифов и легенд» – М.: Алгоритм, 2011;
– Владимир Румянцев. «Фрагменты беседы с Людмилой Абрамовой. Ленинград, 11 декабря 1990 года» – журнал «В поисках Высоцкого» №25, 2016;
– Юрий Куликов. «Микоян рвёт трубку…» (проблема датировок)» – журнал «В поисках Высоцкого» №34, 2018;
— письмо В.Высоцкого И.Кохановскому и воспоминания М.Добровольской — Высоцкий В.С. Собрание сочинений: в 5 т. — М.: СЛОВО/SLOVO, 2018.
«Один Высоцкий. Том второй»
Дорогие друзья! Скоро уже пять лет, как в эфире радиостанции «Эхо Москвы» выходит программа «Один Высоцкий». Прозвучали уже 184 главы. Впрочем, многие из вас уже знакомы с этим циклом, который делаю я, Антон Орехъ, и мои товарищи и соратники из Творческого объединения «Ракурс».
Как, наверняка, немало среди вас и таких, у кого в домашней библиотеке есть наше мультимедийное издание, куда вошли первые сто глав проекта. Мы назвали его Первым томом, и этот Первый том уже выдержал два издания.
Теперь мы приступаем к выпуску Второго тома, куда войдут главы со 101-ой по 200-ю. И мы вновь обращаемся ко всем, кому интересно творчество Владимира Семёновича Высоцкого и кто считает важной нашу работу. Мы объявляем сбор средств на выпуск этого Второго тома!
Мы даже не будем лишний раз говорить о высоком полиграфическом качестве продукта, который должен у нас получиться. Два издания первых ста глав как раз и свидетельствуют об этом стандарте. Слава богу, за все это время мы не получили ни единого негативного отзыва от тех, кто заказал и получил наше издание. Поэтому за качество мы отвечаем и гарантируем его!
Теперь – важные подробности того, как будет проходить сбор, каковы сроки и сколько это всё будет стоить.
Сразу хотим предупредить, что всем, кто хочет помочь нам и стать акционером или спонсором проекта, придется запастись терпением. Практика работы над Первым томом показала, что качественная подготовительная работа потребует не меньше года! Потому что недостаточно просто взять и напечатать на бумаге тексты ста радиопередач. Они должны быть адаптированы, а порой и значительно переработаны именно с учетом книжного формата. Кроме того, предстоит потрудиться над расшифровкой всего звука, использованного в радиопрограммах и подготовить к печати сотни фотографий.
Москва, ДК МВТУ им. Баумана, 26 марта 1979 года. Фото Николая Демчука
Второй том вновь будет мультимедийным. Вы получите книжную версию 101-200-й глав проекта «Один Высоцкий». Кроме того у вас будет две флешки – с аудиоверсией цикла и его цифровой версией, которая даст вам возможность одновременно читать текст, просматривать фотографии и видеофрагменты и слушать аудиозаписи. А таких записей тоже сотни. С концертов и домашних выступлений Владимира Высоцкого, его живое общение с публикой, воспоминания друзей и коллег.
На сроки реализации проекта повлияет и необходимость выпустить еще 16 глав. Ведь на данный момент, как уже сказано, готовы 184 главы из двухсот. Это не значит, что работа над выпуском мультимедийного издания начнется, только после выходя в эфир 200-ой главы. Наоборот! Работа уже началась. Мы занимаемся редактированием готовых текстов, подбором фотографий, расшифровкой выступлений Владимира Высоцкого и воспоминаний тех, кто его знал и с ним общался.
Конечно, мы могли бы начать сборы и сразу после того, как все 200 глав прозвучат в эфире «Эха». Но, мы с вами живем, увы, в такое время, когда дорожает всё, кроме нашего любимого рубля. А практически вся современная полиграфия, не говоря уже о флешках – это импортные расходники. Тем более, что издание у нас «сложносочиненное». Собрав средства заранее, мы сможем загодя начать закупку всего необходимого. Именно таким образом нам удалось фактически спасти второе издание Первого тома: в тот момент, когда началась пандемия и рубль снова рухнул, почти всё уже было заранее заказано и оплачено!
Харьков, 25 мая 1978 года. Фото Олега Кушакова
К сожалению, по тем же финансовым причинам, Второй том будет стоить немного дороже первого. Но это в рублях. А если пересчитать в более твердых валютах, то выйдет даже несколько дешевле. И в любом случае, вы точно не потратите свои деньги зря, а получите вещь, которую не раз с удовольствием возьмете в руки и которую будет не стыдно подарить вашим близким и друзьям.
Обращаем ваше внимание на то, что цель проекта и сумма, взятая за сто процентов – это средства, необходимые для того чтобы выпустить минимальный тираж в 1 000 экземпляров. Но сбор не остановится по достижении этих ста процентов. Практика показала, что желающих будет, скорее всего, больше и планку в сто процентов мы с вашей помощью превзойдем!
Мы благодарим всех, кто помогал нам при выпуске двух тиражей Первого тома и не раз спрашивал о том, когда же будет Второй.
Люберцы, ДК, 3 июля 1980 года. Фото Александра Савинова
Мы заранее благодарим всех, кто захочет поддержать нас и теперь. Понимаем, как непросто потратить серьезную сумму денег и ждать потом целый год. Но вы можете быть уверены, что ваши траты и ваши ожидания совершенно точно будут не напрасными.
Антон Орехъ и Творческое объединение «Ракурс»