Гибридная война что это такое простыми словами кратко
– футуролог Юваль Ной Харари.
Начать тему сегодняшнего чрезвычайно непростого разговора следовало бы с России.
В последние годы наша страна стала средоточием национальной рефлексии – объективно говоря, мы все чаще и чаще уступаем свои позиции на мировой арене, а влияние Москвы практически исчерпало себя даже на постсоветском пространстве.
Само собой, это не проходит бесследно в глазах российского общества. Интеллектуальные круги страны пытаются старательно проанализировать причины неудач и найти способы их решения.
Весьма популярной стала и концепция «поиска смыслов», которая породила ряд весьма любопытных точек зрения, разделяемых многими людьми в России.
Одной из ключевых позиций, которая весьма приглянулась нашим аналитикам, стала идея так называемой гибридной войны.
В российском понимании концепция данного вида межгосударственных противостояний выражена в весьма примечательных тезисах, которые вкратце можно описать так: классической (и тем более тотальной) войны больше не существует, а войны между державами отныне ведутся исключительно в плоскости идеологии.
Где-то на периферии этой весьма странной идеи также лежит примитивно рассматриваемое противостояние экономик и демографии, но ключевая роль по некой неизвестной причине отдаётся именно идеологии. В понимании теоретиков концепции, формирование «государственной идеи» приведет к неминуемому прогрессу во всех сферах жизни общества – от внешней политики до уровня благосостояния.
Безусловно, подобные измышления невозможно рассматривать как-то иначе, чем набор штампов и заблуждений.
Я предлагаю разобраться как в причинах подобного, так и дать читателю понимание того, чем, вообще, в действительности является концепция «гибридной войны» в ее классическом понимании?
В конце концов, о ней очень многие говорят, но практически никто не может объяснить, что она из себя представляет.
Рождение концепции гибридной войны
Дабы разобраться в сути вопроса, нам необходимо перенестись во времена великих свершений, как в области аналитики, так и стратегии и военного дела – к моменту начала холодной войны.
Наверняка многие из уважаемых читателей по той или иной причине многократно задавались весьма любопытным вопросом – а почему, собственно, США и СССР все-таки не развязали полномасштабную военную кампанию по всему миру?
Ведь, возможно, эти действия могли бы спасти Союз от развала, или, напротив, еще раньше возвысить Америку?
И это важно – ведь в корне этого вопроса кроются и причины рождения концепции гибридной войны.
Так или иначе, но причины «не-войны» были довольно прозаичны: они не несли в себе как психологического, так и экзистенциального характера («правительства боятся войны», «в Америке одни трусы» и т.д.). Они, напротив, были чрезвычайно логичными и прагматичными: начало тотальной войны сверхдержав означало потерю существенной доли ресурсов государств-противников.
Еще в 50-е стратеги и СССР, и США прекрасно отдавали себе отчет о том, что даже крупномасштабный обмен атомными ударами не будет означать гибель как Америки, так и Союза (и уж тем более всего мира). Более того, в случае подобного развития событий, боевые действия бы не прекратились: обе стороны активно готовились к противостоянию в условиях ядерной войны.
Но все это порождало проблему другого характера – а что делать с нейтральными странами, которые, не будучи участниками конфликта, сохраняют свои ресурсы и автоматически поднимаются на уровень новых держав?
Любые серьезные боевые действия вели к масштабному переделу политико-экономической карты мира, к которому сверхдержавы готовы не были. СССР, например, почти постоянно находился под прицелом агрессивного маоистского Китая, в любой момент готового к броску на советский Восток, а США гипотетически имели проблемы с Францией и Латинской Америкой.
Так и родилась концепция гибридной войны – метода влияния на страны второго и третьего порядка, ослабляющего их в достаточной степени для того, чтобы в нужный момент сверхдержавы могли без опаски использовать весь свой потенциал.
Процессы гибридной войны по-своему чудовищны в своей простоте, но чрезвычайно эффективны: они подрывают демографию, экономику, научно-технический, промышленный и политический потенциал, одновременно предоставляя сверхдержавам возможность их усиливать (конечно же, за счет тех, кто попал под этот каток невоенного противостояния).
Но стоит сделать важное замечание – гибридная война не стала основным видом войны. Она не подменила собой научно-техническое противоборство, не заместила тотальную, крупномасштабную или же локальную войну.
Отнюдь, гибридная война представляет собой не более чем средство контроля покоренных и инструмент для вялотекущей борьбы с колоссами на глиняных ногах. Она не заменила собой привычное человечеству кровопролитие и не отменила все ранее установленные правила – нет. Гибридные боевые действия – это лишь удобный хлыст для укрощения амбициозных аутсайдеров.
Объяснить смысл ее концепции невероятно просто: зачем сверхдержаве тратить деньги на войны с малозначимыми государствами и дорого (!) убивать их солдат на поле боя, если можно использовать экономические и социальные рычаги, сделав так, чтобы эти солдаты вообще не родились?
Гибридная война не действует в случае со сверхдержавами
Говоря о возможностях гибридных войн, совершенно нельзя упускать из виду чрезвычайно важный аспект, который касается ведущих мировых игроков.
Противостояние такого типа практически безвредно в случае воздействия на полноценные державы (то есть страны, обладающие выдающимися аналитическими и стратегическими структурами).
Какую, скажем, гибридную войну можно вести против такого самодостаточного гиганта, как Китайская Народная Республика?
При малейшем зачатке волнений среди уйгуров Пекин отправил сотни тысяч человек во вполне себе обычные концлагеря – и гибридная война в КНР кончилась, не успев даже начаться. Изолировав целую категорию населения, Китай просто-напросто пресек любую деятельность подрывного характера.
Аналогичным образом никто не имеет рычагов внешнего воздействия и на США – несмотря на все общественные потрясения, Америка самостоятельно проводит социальные эксперименты с элементами гибридной войны на собственном населении, не неся при этом никаких потерь.
Например, так напугавшие всех «бунты BLM» весною 2020 года не нанесли США ровным счетом никакого урона, в то время как многие пророчили «падение заокеанского Рима». Любые попытки влияния на ситуацию сторонних игроков американцами пресекаются не менее жестоко, чем в КНР – да и, собственно, ни у одной страны второго порядка просто нет интеллектуальных, экономических и иных ресурсов для операций на территории США (в этом и заключается одно из колоссальнейших преимуществ сверхдержав в гибридных войнах – они обладают невероятным арсеналом средств и сил, который просто-напросто делает бессмысленными любые попытки воздействия на ту или иную их ситуацию извне).
Особый акцент следует сделать на интеллектуальных – хотя обывателю (да и, увы, многим профессионалам) сложность гибридного противостояния не очевидна, а процесс кажется довольно простым (тут футбольных фанатов раскачали, здесь санкции ввели, там провели ЛГБТ-сходку, и все, враг повержен – именно таким примитивом видят гибридную войну в России).
В реальности дела обстоят, конечно же, намного сложнее.
Скажем, Япония при всех ее выдающихся интеллектуальных ресурсах, позволивших раскинуть сети экспансии японских научно-технических корпораций по всей Азии, потерпела чудовищное поражение, пытаясь подорвать экономическую и политическую мощь США в 80-е. Страна попала в штопор рецессии, в котором пребывает вот уже более 40 лет, практически растеряла всю свою былую промышленную и экономическую мощь – а это, в свою очередь, подорвало и без того не лучшую демографию. Теперь Токио в лучшем случае может надеяться на незавидную роль «младшего союзника» Америки – и это закономерный исход для стран, которые плохо понимают свое место в мировой геополитической системе.
Возвращаясь к примеру Китая (в данный момент в мире есть две страны, которые могут называть себя сверхдержавами – это США и КНР), можно отметить, что последние несколько лет Пекин также активно демонстрирует, почему в борьбе со сверхдержавой бесполезно применять методы гибридной войны.
В свою очередь, это создало угрозу влияния Компартии Китая. Почуяв опасность, идущую со стороны масскультуры, КПК продемонстрировала, что не потерпит никаких конкурентов на своем поле. Безусловно, такая жесткая охранительная политика рано или поздно может стать заунывной и безынтересной массам формальностью, какой в свое время стала в СССР, но КНР активно ведет работу и в данном направлении.
Также примечательно и то, что во внутренней политике Китай в большей степени демонстрирует тактику жестких силовых ответов – грубую, но чрезвычайно эффективную. Как показывает практика последних лет, силовое давление себе может позволить только богатая и самодостаточная держава – в ином случае мы получим страну, которая раз за разом подрывает свои собственные ресурсы ради демонстрации несуществующей силы.
Гибридная война в СССР и РФ
Наверняка многие из читателей подметили некоторую странность – если методы гибридной войны не действуют против сверхдержав, то как так вышло, что СССР, имея звание сверхдержавы, был сломлен именно подобными мерами невоенного характера?
Этот вопрос имеет место быть, и ответ на него обескураживающе прост – к 80-м годам прошлого века Советский Союз уже не являлся сверхдержавой.
Страна еще имела ряд атрибутов былого положения, однако ее интеллектуальные и экономические (по факту экономических было много, но здраво распорядиться ими все равно было некому) ресурсы были исчерпаны. Советы никак не могли противостоять культурной, идеологической, научной и промышленной экспансии Запада.
В сущности, сверхдержаву определяют не столько ее, скажем, технические достижения, сколько эффективность государственной машины и умение формировать долгосрочные и продуманные стратегии.
В свою очередь, как современная Россия, так и СССР имели колоссальные проблемы с адекватным функционированием бюрократического аппарата. Справедливости ради, они были и раньше – и, собственно, именно они привели к падению Российской империи. Хилая структура ее государственной машины полностью провалила все вызовы логистического и мобилизационного характера как в войне Японской, так и Первой мировой.
Большевики сразу по приходу к власти начали работу над, пожалуй, передовой системой мобилизации ресурсной базы. Позже, экстраполируя полученный опыт на командную экономику и потребности государственного строительства, они создали эффективную и устойчивую систему, которая функционировала даже в невозможных условиях потери значительной части развитых регионов страны. Система эта (что большая редкость в истории России) даже обеспечивала активную ротацию управленческих кадров.
Но в послевоенных, постмобилизационных условиях все вернулось в круги своя, как было и до революции: бюрократический аппарат вновь замкнулся в себе, а ротация кадров была прервана. Во главе страны встали «вечные» министры и их не менее «вечные» протеже. Вновь начала набирать обороты отрицательная селекция.
В сущности, исчерпаны были интеллектуальные ресурсы не только в масштабах бюрократии, но и всего СССР в целом: управленческих кадров и аналитиков не хватало в науке, промышленности, армии и даже разведке (а к тем, что были, правительство не прислушивалось – система уже не могла адекватно реагировать на новые угрозы и критику).
Интеллектуальное поражение Советского Союза и его падение с пьедестала сверхдержавы было, в сущности, предначертанной закономерностью: как известно, человеческие ресурсы каждой страны конечны и исчерпаемы. Скажем, какой бы вы не устанавливали уровень образования, число людей, достаточно одаренных для создания новых разработок, внедрения инноваций, эффективного управления, вы не увеличите. Их процент ограничен и тесно связан с большой численностью населения – ниже будет приведена небольшая сноска с данными, подтверждающими это утверждение.
Так, в 1980 году население СССР составляло 264,5 миллиона человек – а совокупный потенциал одних только Европы и Северной Америки был более одного миллиарда (без учета азиатских союзников США, которые принимали непосредственное участие в научно-технической гонке с СССР).
Ситуацию могло бы спасти тесное взаимодействие с государствами Соцблока, но в случае Советского Союза оно, увы, изначально несло в себе деструктивный характер и касалось в основном военных вопросов. Научно-технический потенциал социалистических стран практически не использовался, и в конечном итоге это также внесло свою лепту в развал Советов.
(Akcigit, Ufuk, Jeremy G. Pearce, and Marta Prato. Tapping into talent: Coupling education and innovation policies for economic growth. No. w27862. National Bureau of Economic Research, 2020. P. 28).
На опыте СССР мы могли наблюдать, что никакая идеология не спасет от гибели государство, которое борется за звание сверхдержавы, но не имеет при этом достаточного количества населения и, соответственно, возможности аккумулировать качественный человеческий ресурс. В конечном итоге, несоответствие амбиций и возможностей сделает свое дело вне зависимости от того, насколько возвышенную идею исповедует население страны.
С сожалением приходится констатировать факт того, что современная Россия унаследовала многие проблемы СССР, особенно связанные с аккумуляцией интеллектуальных ресурсов и эффективностью бюрократического аппарата.
Во многом именно по этой причине наша страна теряет свои позиции в мире – государство вынуждено концентрироваться на сохранении хоть сколько-нибудь устойчивого положения, как во внешней, так и внутренней политике. У него просто-напросто недостает средств и возможностей для формирования стратегий экспансии, модернизации систем управления и купирования новых вызовов.
Выводы и дополнения
Отдельно стоит упомянуть и о том, что гибридная война, помимо прочего, является отличной точкой применения избытка военных кадров.
Чрезвычайно часто можно наблюдать весьма любопытную картину: в западных think tank и «независимых агентствах» работают весьма крупные чины, сделавшие карьеру в военных или разведывательных структурах.
Процесс этот закономерен – в НАТО уже много десятилетий используется комплексная подготовка офицерских кадров. Скажем, естественной нормой считается наличие у офицера ранга полковника двух-трех военных специальностей и пары гражданских – например, по психологии и лингвистике. На выходе получаются всесторонне развитые специалисты, готовые как к работе в штабе, так и в аналитическом центре.
Формирование структур гибридной войны помогает трудоустроить этих людей после отставки или же в случае, если они не приживаются в рамках системы. Государство в любой момент имеет доступ к их услугам и знаниям, но при этом они, в сущности, находятся на самообеспечении – и это выгодно для обеих сторон.
Аналогичным образом поступает и КНР – после сокращения НОАК десятки тысяч армейских кадровых офицеров отправились на службу в так называемое «морское ополчение». Его, безусловно, сложно причислить к полноценным структурам гибридной войны, но принцип понятен – лишние кадры продолжают приносить пользу государству, отрабатывая затраченные на свою подготовку средства и по окончанию официальной службы.
Подводя итоги, можно уверенно сказать, что гибридная война – отнюдь не некая примитивная концепция, суть которой заключается лишь в поиске и внедрении неких идей. Это сложнейший социо-экономико-политический механизм, овладение которым требует десятилетий напряженной деятельности, но который при всех своих достоинствах актуален для борьбы исключительно со слабым противником.
Гибридная война
В последнее время в информационном пространстве приобрёл популярность термин «гибридная война». Мол это такая война, когда «нападающая сторона не прибегает к классическому военному вторжению, а подавляет своего оппонента, используя сочетание скрытых операций, диверсий, кибервойны, а также оказывая поддержку повстанцам, действующим на территории противника. При этом военные действия могут вообще не вестись, и с формальной точки зрения гибридная война может протекать в мирное время». При том, что теоретики гибридной войны допускают возможность сочетать регулярные «боевые действия с элементами асимметричных войн».
Но под такие определения попадёт любая война, кроме разве что, когда вооружённая орава прокатится по территории противника, не особо задерживаясь на ней и не особо вдаваясь в детали с кем воевали; или быстро истребит противника поголовно. Такая война возможна только при большом перевесе нападающей стороны. Подобные войны велись очень редко в истории человечества, да и то могли проходить лишь в очень отдалённые времена, а если в новое время, то быть очень маленькими по масштабу, на уровне племён в джунглях в несколько сотен человек. Хотя, чем такие маленькие войны отличаются от стычек, например, жителей двух соседних сёл? В годы моей молодости нередко проходили подобные разборки между молодёжью сёл Ореховка и Круглик, где я провёл детство.
Кстати именно потому, что нельзя провести чёткую грань между стычкой и войной — невозможно посчитать сколько было войн в истории человечества. Если под определение «война» попадает, например, знаменитая Троянская война, где участвовало от силы несколько тысяч воинов, то почему не назвать войной столкновение где-нибудь в африканских джунглях двух племён, где участвовало на несколько человек меньше? Потом найдём столкновение с участием ещё меньшего количества людей, потом ещё и ещё — и дойдём до стычки с участием нескольких десятков бойцов. Можно ли это назвать войной? Наверное, можно если они представляют независимые племена, да ещё принадлежащие к разным этническим группам. Но можно ещё уменьшить на несколько человек количество противников, участвующих в столкновении — дойдём до войны родов, типа описанных Шекспиром вражды Монтекки и Капулетти. Потом, уменьшая количество противников, опустимся до войны двух семейств за огород. Понятно, что термин «война» в таком противостоянии (которое может быть очень жёстким и длительным) употребляется в этом случае не в том же значении, когда мы говорим о Второй или Первой мировой войнах. Можно назвать самую большую войну, но нельзя — самую маленькую, иначе можно опускать планку вплоть до драки двух человек.
Это всё равно что можно назвать самый большой остров (и то мы должны определить при какой площади сушу можно считать материком, а при какой островом), но нельзя — самый маленький. Так как даже остров площадью в несколько метров можно уменьшить на несколько сантиметров. Тот — ещё уменьшить и так до камушка, торчащего из воды, площадь которого в любом случае можно делить и делить надвое вплоть до атома.
Поэтому некорректны выражения типа: «только за последние 5000 лет в мире произошло 14500 войн, в ходе которых погибло более 3,6 млрд. человек» или «по оценкам ученых-историков, за всю историю человечества произошло более 15 тысяч войн, в которых погибло до 3,5 млрд человек» — потому что нельзя назвать самую маленькую войну.
Но даже с самой большой, Второй мировой не всё ясно, не говоря уже о множестве остальных. Например — сколько отдельных войн включала в себя Вторая мировая? Вопрос не такой простой, как кажется. Советские учёные не включали Советско-финляндскую войну в состав Второй мировой, а многие западные — включали. Подобные вопросы возникают в связи со многими большими войнами. Например, Столетняя война — это скорее серия разных войн, а не единое боестолкновение, длившееся более века.
И если вернуться к определению гибридной войны, то только вторжение вооружённого отряда на территорию гораздо более слабого противника, с которым вторгшиеся до того не имели дела, не попадает под определение гибридной войны. Потому что, если противник будет по силам хотя бы немного сопоставим с захватчиками — тем придётся изучать его, искать слабые места, может подкупить кого недовольного в стане противника, провести агитацию, чтоб какое-нибудь подвластное племя отделилось и ударило врагу в спину. А это уже элементы гибридной воны.
То же самое можно сказать и, если вторгшийся враг не пронёсся вихрем по территории побеждённых, уйдя восвояси с награбленной добычей или не истребил тех, на кого напал. Так как если он вздумает закрепиться на захваченной территории, захочет поработить людей, ему надо будет изучать их, хотя бы для того, чтобы «разделять и властвовать», искать своих сторонников среди местных, вести пропаганду, подавлять возможные выступления партизан.
Поэтому любая война является гибридной, а, чтобы найти исключение — надо очень и очень постараться. Разве что нападение маори на мориори или ещё какую-нибудь подобную экзотическую заварушку можно не считать гибридной войной. Да и тут, если вдуматься и изучить детали — можно найти элементы гибридной войны. Так, что определение гибридной войны бессмысленно потому, что под него попадает любая мало-мальски значащая война. По сути все войны — гибридные.
Что касается гибридной войны без боевых действий, то и здесь невозможно найти ограничивающие рамки, определить где заканчивается мир и начинается война. Ведь бывают отношения на грани войны, как между США и Японией, или США и Германией в 1941, незадолго до её формального объявления. Понятно, что тогда и разведчики, и диверсанты работают вовсю — есть все элементы гибридной войны. Бывает, что внешне отношения выглядят более мирными, как перед нападением Германии на Советский Союз в том же 1941, но и тогда вовсю работали и разведчики, и диверсанты и война вскоре грянула. Может происходить и более длительная конфронтация, как во время Холодной войны, не закончившаяся горячей фазой. Могут быть просто противоречия, как между современной Украиной и Венгрией, которая поддерживает этнических венгров на территории Украины, раздаёт им паспорта, защищает их язык, а отдельные венгерские политики высказывают территориальные претензии к Украине. Здесь тоже работают разведки и контрразведки, а идеологические машины государств воюют друг с другом.
Можно найти и более мирную ситуацию и так до самых лёгких трений. Тем более, что нынешний друг может очень быстро стать врагом, а потом снова другом, точнее не другом, а ситуативным союзником (по-настоящему друзей у государств, в отличие от людей не бывает — у государств только интересы). Классический пример — Россия и Турция в десятые годы XXI века: вначале были друзьями; потом турки сбили российский самолёт — моментально стали врагами; потом стороны поняли, что у них много общих противников и выгоднее дружить — и снова помирились. Понятно, что ввиду такой переменчивости никто разведывательную сеть на территории визави свёртывать не будет в период мира, так как такой мир может в любой момент закончиться конфронтацией. Таким образом, при желании, здесь тоже можно найти элементы гибридной войны.
Даже самые близкие в тот или иной момент страны должны быть готовы к возможной войне. Например, СССР дружил с Китаем; потом враждовал с ним; потом, преемник Советского Союза РФ — снова стала дружить. Но ведь понятно, что во многом это из-за наличия общего противника — Соединённых Штатов. Так как двум великим державам, да ещё имеющим общую границу, совершенно нетрудно поссориться — жизнь постоянно будет давать поводы к этому. Разумеется, большинство спорных моментов можно решать мирно, но даже самые мягкие противоречия между большими государствами приобретают масштабный характер. При желании тут также можно обнаружить гибридную войну.
Поэтому найти в реальной политике рамки где заканчивается гибридная война, а где начинается мирное соперничество — невозможно.
Всё это показывает, что термин «гибридная война» — кабинетный термин и к реальной жизни имеет очень малое отношение.
Тем не менее этот термин широко используется, и мы примерно представляем, что это такое. Простыми словами — гибридная война, это когда противники больше делают друг другу «бяку», а воюют меньше. А простая война — это когда большая часть ресурсов направлена на ведение боевых действий на фронте; а на «бяку» (диверсии на территории противника, психологическую обработку его населения, деморализацию тыла) направляется меньше ресурсов. При том, что правители понимают — «бяка» очень важна, но когда войско врага подходит к твоей столице, то действующей армии ты будешь уделять больше времени и ресурсов, потому что «бяка» конечно ослабляет противника, но если ты его не остановишь на фронте, то проиграешь и никакая «бяка» тебе не поможет.
Новое в истории – гибридная война
Война стала непременным атрибутом человеческого существования (а теперь и гибридная война). За пять тысячелетий истории цивилизаций мирными были только 300 лет; в войнах и военных конфликтах погибло более 3,5 млрд. человек. XX век с двумя мировыми войнами стал самым кровавым за всю историю: по разным оценкам в войнах XX столетия погибло от 126 млн. до 150 млн. человек. XXI век изобретает новые способы ведения войны; к огромному списку видов войн добавлены гибридные войны. Что такое «гибридная война» и в чем ее опасность? Что или кто является целью в гибридной войне?
Что такое война?
Классификация поколений войн
За тысячи лет совершенствование воинского мастерства превратило войну в искусство, которое имеет свою историю и свои особенности. По мере развития человечества появлялись новые виды вооружения, менялась тактика ведения боевых действий – на этом основании военная наука выделяет этапы или поколения войн.
В военной теории существует несколько подходов к классификации поколений войн: в России разработана классификация В.И.Слипченко, в США – У. Линдта. Не вдаваясь в подробности описания предшествующих поколений войн, перейдем к сегодняшним дням. Нынешний этап относится к 6-му поколению войн (по Слипченко) или к 5-му поколению (5GW — Fifth Generation Warfare) в соответствии с классификацией Линдта.
Гибридная война — определение
Автором термина «гибридная война» считают представителя военных кругов США Фрэнка Хоффмана. Его статья, написанная в соавторстве с Дж. Мэтиссом, называлась «Future Warfare: The Rise of Hybrid Wars» (Будущая война: восхождение гибридных войн). Статья вышла в 2005 году. В 2007 году Хоффман написал самостоятельную статью на эту же тему. Дата важны, так как часто можно встретить высказывание, что о гибридной войне мир узнал после появления статьи начальника Генерального Штаба Вооруженных Сил России В. Герасимова «Ценность науки в предвидении». Статья В. Герасимова вышла в 2013 году, то есть позже, чем работы Хоффмана. Тем не менее, на Западе, говоря о первоисточнике термина «гибридная война» называют «доктрину Герасимова».
Термин «гибридная война» прижился, получил широкое распространение, но мнения о его толковании расходятся. Противоречия основаны на переводе английского термина «warfare», который содержится в названии статьи Хоффмана – имеется в виду именно война или правильнее будет перевести «противоборство»? От перевода зависит и смысл: война подразумевает применение военных сил, противоборство может обойтись без использования армий. Споры идут и сегодня. Будем пользоваться термином, принятым в российских военных материалах: «гибридная война».
По мнению военных теоретиков в РФ, США были первой страной, которые в современных условиях использовали набор военных и невоенных средств при подготовке «цветных революций» в 2011 году. Именно о подталкивании США арабских стран к «арабской весне» писал В.Герасимов в своей статье, после которой заговорили о «доктрине Герасимова». Американская сторона началом эры гибридных войн считает действия России в Крыму в 2014 году и операции на востоке Украины, где неявные военные акции РФ сопровождались еще более неявными операциями «зеленых человечков» и «вежливых людей».
Гибридная война — концепции
В каждой войне есть цели, участники и средства. Цель гибридной войны – подорвать экономику, нарушить политическую стабильность, ослабить моральный дух населения стороны противника, достичь моральной победы при минимальном вооруженном воздействии и вынудить противника капитулировать.
Участниками гибридных войн могут являться как регулярные воинские силы государств, так и нерегулярные воинские формирования негосударственных организаций и объединений. Примерами войны с негосударственными участниками являются столкновения между Израилем и «Хезболлой» в 2006 году, борьба с талибами в Афганистане, войны в Ливане и Ираке.
Большое внимание в новом типе войн уделяется партизанским формированиям, которым придается новый смысл: это не привычные для нас по книгам и фильмам о войне стихийно образованные отряды из местных жителей, которые совершают акты возмездия захватчикам; сейчас это хорошо подготовленные, мобильные, политически ориентированные вооруженные группы, возглавляемые образованными по военной части лидерами.
Что входит в арсенал средств «гибридной войны»? К военным средствам добавляются психологические, информационные, пропагандистские операции и работа с населением, а также кибер-операции, финансовая и идеологическая поддержка оппозиционных движений и повстанцев в странах противника. Соотношение военных и невоенных мер составляет примерно 1:4.
Гибридные войны имеют свои особенности: при их ведении исчезает различие между войсками и гражданским населением, между понятиями «линия фронта», «тыл», «резерв». Война может начинаться без объявления путем введения военных сил на территорию другой страны (Никарагуа, Афганистан, Ирак); она может осуществляться не армейскими подразделениями, а силами правопорядка (борьба с международным терроризмом). Убийство, организованное ВВС США, генерал-майора Ирана Сулеймани в январе 2020 года было совершено на территории Ирака, при этом США не находились в состоянии войны ни с Ираном, ни с Ираком.
Растет число стран, способных вести гибридные войны. К войнам нового поколения готовятся страны НАТО, Китай, Япония, Тайвань, Израиль.
Гибридная война и ее часть — информационная война
Многие аспекты гибридной войны касаются только военных и специалистов по безопасности, но информационная составляющая касается каждого. Театром активных действий в информационных войнах является информационное пространство, мишенью – сознание человека, его внутренний мир. Цель данного типа войн – формирование такого сознания и поведения человека, которые станут выгодными для тех, кто их внедряет.
Объекты атак делятся на информационно-технологические системы (средства коммуникации, системы передачи данных, радиоэлектронные системы и т.д), и информационно-психологические (формирование нужного общественного сознания, общественного мнения и т.д).
Со средствами воздействия «информационных бомб» мы встречаемся постоянно в виде пропагандистских вбросов из разных источников, недостоверных новостей (fake-news), агрессивной дезинформации, кибервойн. Как можно изменить общественное мнение в свою пользу показывает пример Китая. После жестокого подавления властями демонстрации студентов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году в Китае, страна подверглась мировому осуждению. Через СМИ в Китае, китайскую диаспору в США и Западной Европе власти КНР распространили информацию, что в волнениях принимали участие группы экстремистов и уголовных элементов, а инспирировали беспорядки США. Общественное мнение во многих странах, особенно в азиатских, повернулось в благоприятную для Китая сторону.
Одним из инструментов информационной войны является непрерывная атака населения новостями негативного характера, вызывающими тревогу, страх, пессимизм: растерянные люди легче поддаются психологической обработке. В качестве примеров можно перечислить новости последних дней: столкновения на демонстрациях, новые штаммы коронавируса, смертность при пандемии, подтасовки на выборах, дела об отравлениях, сообщения о крушениях самолетов, о военных конфликтах, о террористических актах в разных частях света. Подача новостей сопровождается противоречивыми оценками и комментариями, профессиональными или любительскими. Человеку трудно разобраться, где достоверные факты, а где намеренные «вбросы», где правда, а где ложь, и он перестает доверять информации. По сообщению американской исследовательской организации RAND, 41% американцев считает, что новости стали менее надежными, чем раньше. Недоверие и неверие приводят к разрушению сплоченности общества, чего и добивается противник в гибридной войне. Как известно из притчи, отдельную веточку легче поломать, чем пучок веточек. «Сломали» Югославию, «ломают» Гонконг и Тибет.
Полагают, что рассуждения и дискуссии о различных типах войн современности тоже входят в арсенал психологического оружия: люди привыкают к мысли о войне и сопутствующей ей насилию, перестают различать грань между войной и миром. Уровень сострадания при восприятии сообщений о войне и ее жертвах снижается: мы стали без особых эмоций реагировать на информацию о погибших при военных столкновениях. Если во время войны во Вьетнаме антивоенные демонстрации, где в первых рядах была молодежь, проходили почти по всех странах мира, то сейчас массовых выступлений против войн не наблюдается.
Сообщения из мировой прессы подтверждают, что информационная война ведется повсеместно.
Пакистанская газета The News International отмечает, что полем битвы сейчас является человеческий разум и война идет беспрерывно – 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Война теперь превратилась из «оружия массового уничтожения» в «оружие массового разрушения». Газета приводит слова американского генерала Маккристала, заявившего, что в ближайшем будущем идеи и мысли, распространяемые в социальных сетях, будут иметь значение для исхода противоборства или войн. В частности, он сказал: «Отделить факты от вымысла будет сложно для правительств, и почти невозможно для населения».
Правительство Тайваня опасается, что подрывные сила Китая, действуя через СМИ, могут подорвать доверие населения к тайваньскому правительству. The Diplomat, международный журнал о текущих событиях в Азиатско-Тихоокеанском регионе, сообщает, что Китай ведет цифровую войну путем внедрения вредоносных программ в телефоны и компьютеры, получая таким образом сведения об их владельцах. Дезинформация внедряется Китаем с помощью сопутствующих рекламных картинок, лайфхаков, советов по здоровью или новостей из области шоу-бизнеса, которые уводят пользователя на нужную для Китая страницу и способствуют распространению нужных Китаю статей, считает The Diplomat.
Когнитивная война
Одним из средств когнитивной войны является подмена и искажение понятий и связанных с ними чувств: вместо «освободитель» – «агрессор» и наоборот, вместо «коммунизм» – «фашизм». Гуманитарную помощь, которую оказывает Россия, называют гуманитарной интервенцией или когнитивной войной. Распространенная кампания по сносу памятников или война символов – это тоже когнитивная война.
Что дальше?
Можно ли противостоять гибридной войне? Противостоять в военной сфере – это дело государства. Судя по всему, Россия здесь не расслабляется. К противостоянию в информационно-технической сфере тоже можно подготовиться. Радикально к этому вопросу подошел Китай, ограничив основной канал поступления недостоверной информации – интернет. С 1998 года в Китае действует система «Золотой щит» или «Великий китайский файрвол» (Great Firewall of China), анализирующая весь трафик и блокируя то, что с точки зрения китайских властей является крамолой. Недемократично, но Китай к критике относится спокойно.
Противостоять в информационно-психологической войне, направленной на население, каждому человеку можно только путем собственных размышлений и повышения собственной политической грамотности, чтобы не быть пешкой в чужой шахматной игре.
Что дает нам информация о гибридной войне? Она позволяет осознать реальность и понять, что под прицелом находятся сознание и разум каждого из нас. Нам остается анализировать, сопоставлять, думать – Cui prodest? (Кому выгодно?).