дело пола уилла кэсер
Джордж Н. Кейтс Незаконченная повесть Уиллы Кэсер
Незаконченная повесть Уиллы Кэсер «Авиньон»
Главное упоминание того немногого, опубликованного, можно найти на странице 190 в книге ее подруги Эдит Льюис «Жизнь Уиллы Кэсер», благодаря тем письмам и документам, которые Уилла не уничтожила. Эта чувствительная книга, к счастью, восполняет некоторые пробелы в неумолимой судьбе, уготованной Уиллой Кэсер большинству ее бумаг. Мисс Льюис тщательно изложила основные факты:
Рукопись повести об Авиньоне по указанию Виллы Катер была уничтожена после ее смерти; и это тяжелая утрата. Она думала о том, что повесть последует за «Сапфирой и Рабыней» в 1940 году (последняя публикация, не считая рассказов, собранных под заголовком «Старая красотка», что вышли посмертно в 1948 году); и хотя эти годы Уиллы Кэсер стали периодом болезни и непродуктивности, место последней точки, повести об Авиньоне, в огромном размахе развития таланта автора имеет решающее значение. Разве мы не знали по наслышке, что такой сюжет невозможно было предвидеть?
Уилла Кэсер уделяет большое внимание искусству приготовления пищи Старого Света, уборке и полировке, удобству претенциозного и тихого буржуазного «фойе». У ночного камелька в домике на кривой улице старые ценности все еще имеют власть и силу. Скрытая угроза исходит от гения самой новой земли; и корабли, медленно плывущие по бурным морям, чье прибытие становится столь же важным как для читателя, так и для жителей Квебека; эти корабли несут жизненную силу, и ее необходимо постоянно вливать, если то, что вызывало восхищение и запомнилось, может еще продолжаться при таких трудностях. Создается впечатление, будто симпатии Уиллы Кэсер неуловимо изменились; или такая перемена произошла, в конце концов, из-за того, что с давних времен ее немецкие музыканты, ее молодые люди из Праги, Бергена и Упсалы, приезжая даже как бедные иммигранты, принесли на отдаленные фермы Ред Клауда ценности, превосходящие во всех гранях их достоинств, как чувствовала молодая девушка (а в ней звучала и сама Уилла Кэсер), те, которыми они обладали. Совершенство не меняется, какими бы ни были обстоятельства и нерешительность в его оценке.
Рожденная на периферии, она с самого начала восставала против своей судьбы, бросала вызов, никогда не сдавалась. Теперь страстно желает покориться. Скрипки настраиваются на одну из самых красивых мелодий: в рассказе «Старая миссис Харрис» из «Неясных судеб» она способна прикоснуться к возвышенному, создать его почти из ничего.
Нетрудно понять, почему из двух французских Дворцов, именно Дворец в Авиньоне, а не Версаль, поразил воображение Уиллы Кэсер. Она всегда испытывала к последнему отвращение, находя его искусственным и ненадежным и ясно выражая это в словах, в то время, как благородное громадное здание на берегу Роны производило иное впечатление. Неожиданность и великолепие замысла, удивительная лаконичность и величественная архитектура, широкие залы, расположенные высоко над богатыми фермерскими угодьями, эта столица пап в изгнании, окруженная горами и у широкой стремительной провансальской реки говорила сама за себя.
Увы, они так и не наступили; и даже незаконченная рукопись была уничтожена.
Здесь нужно вспомнить монолог из критического романа «Один из наших». О своем герое Клоде она говорит (стр. 406):
Таким образом, Франция могла придать жизни смысл, который невозможно было найти в Америке.
Мы должны были бы закончить на этой высокой, но довольно скучной ноте, если бы не одно счастливое обстоятельство, которое и стало первопричиной данного эссе. Мисс Льюис видела и запомнила довольно много рукописей, впоследствии уничтоженных, и любезно предоставила следующее описание, добавив таким образом драгоценную, последнюю, главу в историю творчества Уиллы Кэсер:
Незаконченная и неопубликованная повесть об Авиньоне Уиллы Кэсер называлась «Суровые наказания».
Действие происходит в Авиньоне XIV века (1340 г.), во времена папы Бенедикта XII.
Тема богохульства, то, как ее рассматривали в XIV веке, весьма интересовала Уиллу Кэсер. Это был не только грех, но и преступление, и оно каралось по гражданскому праву. Согласно анналам, богохульство было довольно частым проступком, несмотря на ужасное наказание. Почему это вызвало такое особое осуждение? И почему, несмотря на риск, люди так часто поддавались искушению богохульствовать?
Последняя часть повести существовала только в виде заметок и не была завершена.
Не без сомнения дала я даже и такое краткое описание, потому что оно похоже на рассказ об опере без музыки. Что извлечет для себя человек из краткого изложения «Моей Антонии» или «Старой миссис Харрис», если никогда не сможет их прочитать? Какой бы красотой и силой не обладала незаконченная повесть об Авиньоне, теперь они для нас потеряны. Но для исследователя творчества Уиллы Кэсер эти записи могут быть интересны, поскольку они раскрывают развитие ее мыслей и направление ее гения в последние годы жизни.
На следующей странице, 244, не менее двух строк и двух галочек отмечают текст, где дается подробное описание преступлений, осуждаемых публично: «Провозглашенные папским правительством, они, естественно, начинаются с наказаний: за отрицание Бога или Девы Марии, или за хулу на этих святых, или на святых Бога, или за нечестивую брань во время игр, или в тавернах, или на улицах. » Итак, Уилла Кэсер подтвердила «суровые наказания» того времени надежными документами.
Ее явно очаровал знаменитый мост через Рону. Сначала она отмечает галочкой на странице 25 сообщество братьев-госпитальеров, основанное «для того, чтобы назначать паромщиков, строить мосты и оказывать гостеприимство путешествующим по рекам Прованса». И жирно подчеркивает следующее предложение: «И так как мост Сен-Бенезет был единственным каменным мостом между Лионом и морем до постройки моста Сен-Эспри в 1309 году, можно легко себе представить его значение для Авиньона».
Средневековый город стал ей хорошо знаком. На странице 305 она особо отметила следующее описание:
Итак, здесь разворачивалось действие повести, она знала это место на протяжении многих лет, здесь она планировала встречу двух мальчиков: здесь было пространство и широта, расстояния, близкие ее душе.
Несомненно, в такой обстановке она могла создать великолепную событийность; по-видимому, также немало времени было отдано размышлениям о средневековых пирах и кутежах. Весь исчеркан пометами длинный отрывок, страницы 237-8, который мы приводим в сокращении ниже:
. Наиболее ярким примером пышного великолепия служит Государственный банкет, устроенный Клементу V кардиналами Арно де Паллегрю и Пьером Тайллефером в мае 1308 года:
Нельзя не отметить и последний пункт, возглавляющий семь других, сведенных в таблицы, на внутренней стороне задней обложки. Там всего лишь написано: «Тулуза 170». Загадочно. Если мы обратимся к этой странице, у которой также отвернут угол, мы обнаружим, что она относится к последующему правлению Папы Урбана V (1362-1370). В единственном предложении, где мы видим Тулузу, говорится, что этот Папа «любил учение, основывал колледжи и стипендии для бедных студентов; заботился об удобствах для служб в папской капелле и отправил учителя музыки и семерых мальчиков учиться музыке и пению в Тулузе».
Судьба Антонии тяжела. Также у Теи, и у Люси Гейхарт. Судьба Майры Хеншоу непоколебима. Клод и Профессор предначертанно попадают наконец в область смерти, куда до них ушел Том Оутлэнд. Возможно, древние люди юго-запада за много веков до нас усвоили урок лучше. В «Песне жаворонка» сын пивовара говорит Тее: «. Ты имеешь в виду, что, когда тебя накрывает, нужно встречать катастрофу стоя»? Но не спешите. Уилла Кэсер твердо знает, что хочет сказать. В «Повести об Авиньоне» она никоим образом не изменила своего курса; даже подтвердила, придав боли и страданию более простое физическое выражение. Без них жизнь была бы невозможна. «Старая миссис Харрис» решительно заявляет: «Все живое должно пострадать». Этот закон верен в любые времена.
Однако одно изменение все же произошло, и его следует отметить. Мисс Льюис считала, что действие Авиньонской повести должно было длиться меньше года, а ее размер задумывался примерно, как «Мой смертный враг». Очевидно, что в этом формате расширенной новеллы Уилла Кэсер снова хочет вернуться к теме юности. Кажется, мы уже вышли из туннеля длинных романов о конце жизни, старости, ее унынии и упадке. Все это осталось теперь позади. Возможно, здесь, если прибегнуть к цитате из рассказа «Перед завтраком», написанного после 1942 года и опубликованного посмертно в сборнике «Старая красотка», она чувствует, что «отважная юность бодрее претерпевшего возраста». Конечно, Уилла Кэсер снова думает о юности; и, конечно, торжествует юность. Итак, мы подходим к концу на прекрасной, чистой ноте (спокойно, но и с полным состраданием), даже если фактически этой последней повести, завершающей карьеру автора, как «Неоконченной симфонии» Шуберта, не суждено было излиться на бумагу.
перевела с английского и составила комментарии Ольга Слободкина-von Bromssen
Послесловие. От переводчика.
Olga Slobodkina-von Bromssen
Уилла Кэсер «Иду, Афродита»
http://lit.lib.ru/s/slobodkina_o/wcdoc.shtml
Нужно скопировать ссылку и вставить в браузер
На добрую память от Гр. Полякова
Нужно скопировать ссылку и вставить в браузер
Timeless memories of youth and simple love. Olga Slobodkina The Moscow Time. Oct 25, 2000
Нужно скопировать ссылку и вставить в браузер
Дело пола уилла кэсер
Красный, белый и королевский синий
На крыше Белого дома, в углу Променада[1], огибающего Солнечную комнату[2], есть отколотый кусочек облицовки. Нажав в нужном месте, можно отогнуть его достаточно, чтобы обнаружить сообщение, нацарапанное ключом или, может быть, даже острием украденного в Западном крыле канцелярского ножа.
Даже в тайной истории президентских семей – закрытой от внешнего мира фабрике сплетен, под страхом смерти поклявшейся хранить все в секрете, – не дается определенного ответа, чьих это рук дело. Но все уверены в том, что только сын или дочь президента осмелились бы осквернить священное здание Белого дома. Некоторые уверены, что это был Джек Форд[3] с его страстью к творчеству Джимми Хендрикса и ночными перекурами на крыше, к которой вплотную примыкала его двухуровневая комната. Другие утверждают, что это была юная Люси Джонсон[4] с широкой лентой в волосах, но все это не имеет значения. Надпись же остается на своем месте для тех, кто достаточно сообразителен, чтобы ее найти.
Алекс обнаружил ее в первую же неделю своего пребывания в Белом доме, но никогда никому не рассказывал, как именно это случилось.
Правило № 1: НЕ ПОПАДАЙСЯ
Восточная и Западная спальни на втором этаже, как правило, предназначались для членов президентской семьи. Сначала они представляли собой гигантских размеров опочивальню на время визитов французского политика Маркиза де Лафайета к президенту Джеймсу Монро, но в конечном счете она была разделена на два помещения. Восточная спальня напротив зала заседаний принадлежит Алексу, Джун же обитает в Западной, находящейся возле лифта.
Оба выросли в Техасе, тогда их комнаты с абсолютно идентичными планировками были расположены по разные стороны коридора. Уже в то время было легко угадать увлечения и стремления Джун лишь по тому, что украшало стены ее спальни. В двенадцать это были рисунки акварелью. В пятнадцать – лунные календари и таблицы с драгоценными камнями. В шестнадцать – вырезки из журнала The Atlantic, флаг Техасского университета в Остине, плакаты с американской феминисткой Глорией Стайнем, писательницей-афроамериканкой Зорой Ниэл Херстон и обрывки статей знаменитой активистки Долорес Уэрты.
Комната Алекса всегда оставалась неизменной, и только трофеев по лакроссу и рефератов со временем становилось все больше. Все они теперь пылятся в доме, который они с Джун все еще считают своим, но вынуждены были покинуть. Ключ висит у Алекса на шее – на цепочке, скрытой от посторонних глаз с тех пор, как он переехал в Вашингтон.
Теперь расположенную по другую сторону холла спальню Джун в белых, светло-розовых и мятных тонах, навеянных старыми дизайнерскими журналами 60-х годов, которые хозяйке комнаты удалось отыскать в одной из гостиных Белого дома, украшают обложки Vogue. Комната Алекса когда-то была детской Кэролайн Кеннеди[5], став впоследствии, по словам Джун, предварительно окурившей комнату шалфеем, кабинетом Нэнси Рейган[6]. Алекс оставил нетронутыми симметрично висевшие над диваном пейзажи, но перекрасил стены, бывшие при младшей дочери Барака Обамы, Саше, розового цвета, в благородный темно-синий оттенок.
Обычно президентские дети живут в резиденции лишь до своего совершеннолетия – по крайней мере, такова традиция последних десятилетий. Но в январе, тогда же, когда его мать официально вступила в должность президента Соединенных Штатов, Алекс поступил в Джорджтаунский университет, что, естественно, сделало нелогичным выделение дополнительной охраны и статьи расходов на однушку, в которой ему предстояло жить во время учебы. Той же осенью Джун выпустилась из Техасского университета. Она никогда этого не озвучивала, но Алекс знал, что сестра переехала, чтобы присматривать за ним. Лучше, чем кто-либо другой, она знала, какие номера мог выкинуть ее брат, находясь в самой гуще событий, и лично не раз вытаскивала его из Западного крыла.
– Привет, – слышится голос у двери. Алекс поднимает глаза от экрана ноутбука и видит Джун с двумя айфонами и стопкой журналов под мышкой одной руки и тарелкой в другой. Она заходит в комнату и ногой закрывает за собой дверь.
– Что стянула сегодня? – спрашивает Алекс и освобождает сестре место на кровати, подбирая бумаги.
– Пончики, – отвечает она, залезая на постель. На ней юбка-карандаш и розовые остроносые балетки. Алекс сразу представляет себе колонки журналов на следующей неделе: фото Джун в этом прикиде под заголовком очередной статьи о том, насколько незаменима такая обувь для современной активной девушки.
Ему становится интересно, где же Джун пропадала весь день. Кажется, она упоминала какую-то статью в Washington Post[7]. Или это была фотосъемка для ее блога? Может, и то и другое одновременно? Алексу никогда не удается поспевать за событиями в жизни сестры.
Она кидает стопку журналов на кровать и принимается внимательно их изучать.
– Вносишь свой вклад в великую американскую индустрию сплетен?
– Именно для этого я и училась на журналиста, – отзывается Джун.
– Что-нибудь стоящее на этой неделе? – спрашивает Алекс, потянувшись за пончиком.
– Дай подумать. В In Touch[8] пишут, что я встречаюсь с французской моделью?
– Если бы. – Она пролистывает несколько страниц. – О, и они утверждают, что недавно ты отбеливал себе очко.
– Ну это правда, – бормочет Алекс с полным ртом шоколада с посыпкой.
– Так и думала. – Пролистав почти весь журнал, сестра сунула его в самый низ стопки и схватила новый выпуск People[9]. Она рассеянно просмотрела его. – Журналисты People всегда пишут лишь то, что прикажут им сверху. Скукотища. На этой неделе про нас не так уж много… о, мое имя есть в кроссворде.
Отслеживание новостей об их семье для Джун – что-то вроде хобби, и это поражает и выводит из себя их мать. Но Алекс довольно самовлюблен, поэтому просит сестру зачитывать ему самые яркие заголовки. Чаще всего статьи – абсолютная выдумка или в них содержится то, что журналистам скормила их пресс-служба, но это бывает очень кстати, когда нужно перехватить совершенно дикие и отвратительные слухи. Будь у него выбор, Алекс, разумеется, читал бы одни фанфики, наперебой прославляющие его обезоруживающий шарм и невероятную жизненную энергию, однако Джун наотрез отказывается читать такие вслух, как бы сильно брат ее ни упрашивал.
– Посмотри в Us Weekly[10], – говорит Алекс.
– Хммм… – Джун достает журнал из стопки. – Смотри, на этой неделе мы на первой странице!
Она поворачивает к брату глянцевую обложку, где с фото в углу на него смотрят их с сестрой лица. Волосы Джун заколоты на затылке, а сам Алекс выглядит слегка потрепанно, не растеряв при этом привлекательности, со своим мужественным подбородком и вьющимися темными локонами. Заголовок под фото жирными желтыми буквами гласит: «БУРНАЯ ВЕЧЕРИНКА ПРЕЗИДЕНТСКИХ ОТПРЫСКОВ В НЬЮ-ЙОРКЕ».
Променад Белого дома (англ. The Promenade) – прогулочная терраса, расположенная по всему периметру крыши Белого дома (здесь и далее примечания переводчика).
Солнечная комната (англ. The Solarium) – помещение с панорамными окнами на крыше Белого дома, прохладное место для отдыха членов президентской семьи жаркими летними ночами.
Джек Форд – сын 38-го президента США Джеральда Форда.
Люси Джонсон – дочь 36-го президента США Линдона Б. Джонсона.
Кэролайн Кеннеди – дочь 35-го президента США Джона Кеннеди.
Нэнси Рейган – супруга 40-го президента США Рональда Рейгана.
Washington Post – американская ежедневная газета.
In Touch – американский журнал сплетен о знаменитостях.
People – американский еженедельный журнал о знаменитостях.
Us Weekly – еженедельный нью-йоркский журнал о знаменитостях и развлечениях.
Книги Уиллы Кэсер
Роман «Моя Антония» рассказывает о жизни поселенцев-иммигрантов, осваивающих земли американского Запада. Книга также включает впервые публикуемый на русском языке роман «Погибшая леди», посвященный поколению строителей первой на Западе железной дороги.
This is a reproduction of a book published before 1923. This book may have occasional imperfections such as missing or blurred pages, poor pictures, errant marks, etc. that were either part of the original artifact, or were introduced by the scanning process. We believe this work is culturally important, and despite the imperfections, have elected to bring it back into print as part of our continu.
One of America’s greatest women writers, Willa Cather established her talent and her reputation with this extraordinary novel—the first of her books set on the Nebraska frontier. A tale of the prairie land encountered by America’s Swedish, Czech, Bohemian, and French immigrants, as well as a story of how the land challenged them, changed them, and, in some cases, defeated them, Cather’s novel is a.
Claude Wheeler, the sensitive, aspiring protagonist of this beautifully modulated novel, resembles the youngest son of a peculiarly American fairy tale. His fortune is ready-made for him, but he refuses to settle for it. Alienated from his crass father and pious mother, all but rejected by a wife who reserves her ardor for missionary work, and dissatisfied with farming, Claude is an idealist witho.
Одна из величайших писательниц Америки, Уилла Кэсер, показала свой талант и получила солидную репутацию, написав роман, свою первую книгу из серии о штате Небраска. Рассказ о прериях, освоенные шведскими, чешскими иммигрантами, наряду с историей о том, как эти края их испытывали и как изменили их, и в какой-то степени подчинили их.
A Lost Lady is the portrait of a frontier woman who reflects the conventions of her age even as she defies them. To the people of Sweet Water, a fading railroad town on the Western plains, Mrs. Forrester is the resident aristocrat, at once gracious and comfortably remote. To her aging husband she is a treasure whose value increases as his powers fail. To Niel Herbert, who falls in love with her as.
In the mid-nineteenth century Father Latour, eventually to become archbishop of Santa Fe, went with his friend from seminary days, Father Vaillant, to win the Southwest for Catholicism. After nearly forth years of love and service, the archbishop died «of having lived.» This unaffected narrative of a human life is perhaps Willa Cather’s masterpiece. She recounts history so that we feel the.
Willa Cather’s novel of seventeenth-century Quebec is a luminous evocation of North American origins, and of the men and women who struggled to adapt to a new world even as they clung to the artifacts and manners of one they left behind. In 1697, Quebec is an island of French civilization perched on a bare gray rock amid a wilderness of trackless forests. For many of its settlers, Quebec is a p.
Willa Cather’s lyrical and bittersweet novel of a middle-aged man losing control of his life is a brilliant study in emotional dislocation and renewal. Professor Godfrey St. Peter is a man in his fifties who has devoted his life to his work, his wife, his garden, and his daughters, and achieved success with all of them. But when St. Peter is called on to move to a new, more comfortable house, s.
Bartley Alexander, a construction engineer, is a middle-aged man torn between Winifred, his demanding American wife, and Hilda Burgoyne, his alluring British mistress. Alexander’s relationship with Hilda erodes his sense of honor and eventually proves disastrous when a bridge he is constructing begins to collapse. Alexander’s Bridge is an instructive, thought-provoking study of a man.
First published in 1926, this book is Willa Cather’s sparest and most dramatic novel, a dark and prescient portrait of a marriage that subverts our oldest notions about the nature of domestic happiness. As a young woman, Myra Henshawe gave up a fortune to marry for love–a boldly romantic gesture that became a legend in her family. But this worldly, sarcastic, and perhaps even wicked woman may h.
In this haunting 1935 novel, the Pulitzer Prize–winning author of My Ántonia performs crystalline variations on the themes that preoccupy her greatest fiction: the impermanence of innocence, the opposition between prairie and city, provincial American values and world culture, and the grandeur, elation, and heartache that await a gifted young woman who leaves her small Nebraska town to pursue a li.
The Gentle Turn
Однажды январским днем, тридцать лет тому назад, небольшой городок Ганновер, притулившийся на ветреном плоскогорье Небраски, изо всех сил старался не улететь.
-Откуда ты, Эмиль? Я велела тебе оставаться в лавке и не выходить на улицу. Что с тобой случилось?
— Ох, Эмиль! Разве я тебе не говорила, что от нее будут одни неприятности, если ты возьмешь ее с собой? Зачем ты меня дразнил? Ну ладно, я сама во всем виновата.
Она подошла к подножию столба и сложила ладони, крича: «Котенок, котенок, котенок!», но котенок только мяукал и слабо шевелил хвостом. Александра решительно повернулась.
-Мне придется подняться за ней, Александра. Кажется, в депо есть когти, которые я смогу привязать на ноги. Подождите немного.
Карл засунул руки карманы, опустил голову, и бросился по улице против северного ветра. Он был высоким мальчиком пятнадцати лет, худеньким и узкогрудым. Когда он вернулся с когтями, Александра спросила, что он сделал со своим пальто.
— Подожди минуту, Александра. Разве я не могу довезти вас до нашего дома? Становится холоднее с каждой минутой. Ты уже виделась с доктором?
Губы девушки дрожали. Она недвижно смотрела на унылую улицу, словно собирая все свои силы, чтобы мужественно встретить что-то, словно пытаясь изо всех сил осознать ситуацию, в которой, независимо от ее болезненности, необходимо каким-то образом принимать решения и поступать. Ветер хлопал полами ее тяжелого пальто..
Когда она стала искать Эмиля, то обнаружила его сидящим на ступеньке лестницы, ведущей в отдел одежды и ковров. Он играл с маленькой чешской девочкой, Марией Товески, которая завязывала свой носовой платок на голове котенка, как чепчик. Мария была чужой в этом краю, приехав с матерью навестить дядю, Джо Товески. Она была смуглым ребенком с каштановыми, как у куклы-брюнетки, кудрями, небольшим жеманным красным ротиком, и круглыми желто-карими глазами. Каждый обращал внимание на ее глаза: в карей радужке вспыхивали золистые искорки, что делало их похожим на золотой самородок, или, при более мягком свете, на колорадский минерал, называемый «тигровый глаз».
Окрестные сельские дети носили платья до верхушек туфель, но это городское дитя было одето по моде, называвшейся тогда «Кейт Гринуэй», и ее красное кашемировое платье с пышными оборками доставало почти до пола. Это, вместе с ее боннетом-«ведерком», придавало ей вид изысканной маленькой женщины. У нее на шее была белая меховая горжетка и девочка совсем не капризничала, когда Эмиль с восхищением дотрагивался до нее. Александре совсем не хотелось разлучать брата с такой прелестной подругой и она позволила им возиться с котенком вместе, пока с шумом не вошел Джо Товески и не поднял свою маленькую племянницу, водрузив ее на свое плечо для всеобщего обозрения.
Народ с ферм готовился к отъезду домой. Женщины пересчитывал продукты и закалывали на головах большие красные шали. Мужчины покупали на оставшиеся деньги табак и конфеты, хвастались друг другу новые ботинками, перчатками и синими фланелевыми рубашками. Три больших чеха пили сырой спирт, сдобренный маслом корицы. Говорили, что это здорово помогает против простуды, и они чмокали губами после каждого глотка из фляжки. Их красноречие топило все другие окружающие звуки, и перегретый магазин дрожал от их соленого языка, такого же густого, как дым трубок, запахи влажной овчины и керосина.
Карл вошел в своем пальто, неся деревянный ящик с медной ручкой.
Фургон болтало на замерзшей дороге. Двое друзей находили меньше взаимных слов, чем обычно, как будто холод каким-то образом проник в их сердца.
-Да. Я почти сожалею, что отпустила их, ведь стало так холодно. Но мать беспокоится, если кончаются дрова.
Она остановилась и приложила руку ко лбу, отбрасывая волосы.
Я не знаю что станет с нами, Карл, если отец умрет. Я не осмеливаюсь думать об этом. Лучше бы нам уйти вместе с ним, и пусть все зарастет травой.
-Интересно, ему бы понравилось, если бы я как-нибудь вечером принес свой волшебный фонарь?
Александра взглянула ему в лицо.
— Ох, Карл! Неужели ты его достал?
«Да. Он лежит там в соломе. Ты не обратила внимание на ящик, который я нес? Я все утро испытывал его в подвале аптеки, и он так хорошо работал, замечательные большие картинки.»
-О, картины охоты в Германии, и Робинзон Крузо, и смешные картинки с каннибалами. Я нарисую для него несколько слайдов на стекле, из книги Ганса Андерсена.
Карл остановил лошадей и недоверчиво посмотрел в черное небо.
-Чертовски темно. Конечно, лошади довезут вас домой, но лучше уж я зажгу твой фонарь, на случай, если понадобится.
Он вручил ей поводья и снова забрался в кузов, нырнул вниз и соорудил палатку из своего пальто. После дюжины попыток ему удалось зажечь фонарь, он поставил его перед Александрой, наполовину накрыв его покрывалом, чтобы свет не бил ей в глаза. » Теперь поищу свой ящик. Да, вот он. Спокойной ночи, Александра. Постарайся не переживать.» Карл спрыгнул на землю и побежал через поля к усадьбе Линструм.
Posted on May. 18th, 2008 at 10:01 pm | Link | Leave a comment | Share | Flag