чем брились во время войны 1941 1945
Почему во время войны большинство красноармейцев сбривали усы и бороду, и кто являлся исключением
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Так, по данным редакции Novate.ru, существовало официальное разрешение носить усы и бороду в военное время офицерскому составу старшего звена, то есть, начиная от майора и выше. Правда, как однозначно свидетельствуют все те же сохранившиеся фотографии, и лейтенанты, и даже сержанты также порой отращивали усы и бороды. Немало советских офицеров, которые носили больше волосяного покрова на лице, имели кавказские корни.
Существовала также некая зависимость количества усатых и бородатых солдат от рода войск, где они служили. Так, например, гладко брились в подавляющем большинстве пехотинцы или солдаты мотострелковых частей, а вот подводники или другие солдаты флота куда чаще носили растительность на лице. Эта же тенденция, пусть и в меньшей степени, однако все-таки наблюдалась у летчиков и танкистов.
Была и еще одна категория борцов с немецким оккупационным режимом, которые, к слову, чаще других носили бороду и усы. Речь идет о членах партизанских отрядов. Причиной такой необычной тенденции были сложнейшие условия, в которых те находились. Ведь в землянке какого-нибудь густого леса найти не то что обычную, а даже опасную бритву было практически невозможно. О работе там фронтовых парикмахеров и говорить, конечно, не приходится.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Фронтовой быт РККА в Великую Отечественную. Всё, что за кадром
Действительно, что в книгах, что в фильмах, очень редко показывалось, что происходит именно «за кадром» военной жизни. И, если так проанализировать, то в тех же фильмах не показана та часть солдатского быта, которая для зрителя в основном была бы неинтересна, а вот для солдата являлась, наверное, самой значимой.
Это ежедневный быт.
Вроде бы и не такая интересная вещь, но, тем не менее, значимая. Больше всего на правду был похож фильм «В бой идут одни старики», но у летчиков бытовые условия были несколько отличны от пехоты или танкистов. У последних, по мнению режиссеров, показывать особо нечего.
А между тем даже в условиях войны организации быта уделялось внимание. Насколько хорошо? Ну, хотелось бы лучше, но что было, то было. И хотелось бы поговорить именно на тему того, что происходило в ту войну именно тогда, когда затихали бои.
Еда, сон, тепло и баня — вот что нужно было бойцу. Но, несмотря на тяжелые условия, люди читали книги и газеты, ходили в кино, занимались художественной самодеятельностью, пели, танцевали под гармошку, слушали радио и отдыхали. Правда, в основном во втором эшелоне и по праздникам. Пять-десять раз в год.
Оставим еду на потом, поговорим о вещах еще более редких в описаниях, но весьма значимых. О санитарии.
«Кормить вшей на фронте» — эту расхожую фразу слышал, наверное, каждый. Судя по архивным документам, масштабы распространения педикулёза в войсках во время Великой Отечественной войны достигали катастрофических размеров, а для борьбы с вшами была даже создана целая санитарная армада, в которой было свыше сотни спецпоездов и дезинфекционных подразделений.
У 96 бойцов из 100 были вши.
Так что советский солдат с самого начала войны сражался на два фронта: с армией фашистов и армией насекомых. Основу армии паразитов составляли так называемые платяные вши, которые, помимо крупных размеров и сволочного характера, являлись ещё и основными переносчиками ряда инфекционных заболеваний. Толком противостоять этой напасти военные медики не могли: не было ни средств, ни опыта, ни ресурсов.
Так, например, к сентябрю 1941 года в частях Западного фронта «завшивленность» личного состава превышала 85%, на Калининском фронте — 96%. Не хватало мыла, бань и прачечных. Не до быта было в то сложное время. Плюс еще в годы войны резко снизилось качество производимого в стране мыла и практически полностью прекратились поставки соды для стирки.
В Ставке поток донесений вызвал озабоченность, и в бой были брошены кадры Научно-исследовательского испытательного института Красной армии (НИИСИ КА).
Научный поиск принёс первые практические результаты к концу 1941 года: на вооружение Красной армии стали поступать специальные банно-прачечные и дезинфекционные поезда (БПДП), в которых за час могли пройти обработку до сотни бойцов. Состояли такие поезда из 14-18 вагонов: раздевалок, формалиновых камер, душевых, прачечных и сушилок. Паровоз же обеспечивал паром и горячей водой весь этот банно-прачечный комбинат.
Спецпоезда дезинфицировали по 100 бойцов в час.
К концу 1942 года в Красной армии было уже более сотни таких поездов. Естественно, спецпоезда не могли выдавить всех вшей и гнид на фронте. Действовали они далеко от передовой и обрабатывали в основном прибывающее в действующую армию пополнение, либо бойцов частей, отводимых для пополнения или переформирования.
Ближе к фронту с паразитами боролись насмерть (для паразитов) бойцы ОДР, обмывочно-дезинфекционных рот. К 1943 году в РККА насчитывалось 103 таких роты. В своём арсенале борцы со вшивостью имели подвижные дезинсекторные камеры и автодуши.
Стиркой формы занимались полевые прачечные отряды (ППО) и прачечно-дезинфекционные отряды (ПДО), которые вытравливали вшей целым набором химикатов.
Насекомых травили скипидаром, ДДТ и жгли огнём.
Главным средством борьбы с насекомыми стали «синтетические инсектициды», которыми обрабатывались бойцы и их обмундирование. Поначалу это были бисэтилксантоген, на основе которого изготавливались «мыло К» и «препарат К-3», хлорированный скипидар (СК) и его мыльный вариант СК-9, пиретол, анабазинсульфат и прочие средства.
К 1944 году эти препараты использовать перестали. Им на смену пришёл революционный по тем временам ДДТ (в народе — дуст). В пропитанном им белье паразиты не приживались вообще. О том, насколько серьёзную опасность этот препарат представляет для организма человека, учёные узнали лишь спустя 30 лет после войны.
Понятно, что по многим причинам санитары не могли обработать каждого воина Красной армии.
И тогда солдаты пользовались народными методами борьбы со вшами. Например, прожаривание. В общих чертах действо выглядело так: завшивленные гимнастёрки и телогрейки складывались в металлическую бочку, закрывались сверху крышкой и жарились на костре. Но зачастую вместе со вшами погибало и обмундирование.
Большой популярностью в окопах пользовались частые гребешки, которые приходили на фронт в основном по линии гуманитарной помощи от населения. Вшей попросту вычёсывали. Как рассказывают фронтовики, почти все стриглись «под ноль» и даже сбривали брови, старались не носить полушубки и прочие «вшивники».
Кстати, о полушубках, которые так часто мелькают на экранах. Как мне рассказывал мой дед, овчинные полушубки не были в почете именно из-за того, что в них очень любили селиться паразиты. Высшему командованию, у которого проблемы с бытом так остро не стояли — пожалуйста, а вот бойцы предпочитали ватники.
И еще одна деталь. Опять же по рассказам, как только в конце 1942 — начале 1943 года стало получше с питанием, вши как-то угомонились. «Вша, она, зараза, голодного и слабого любит», — часто говаривал дед.
К концу войны проблема педикулёза в армии начала сходить на нет. Одной из причин стала нормализация банно-прачечного обслуживания войск. Так, если за 1942 год солдаты помылись в бане 106 636 000 раз, то в 1944-м почти в 3 раза больше — 272 556 000 раз. В 1942 году тыловыми подразделениями было продезинфицировано 73 244 000 комплектов обмундирования, а в 1944-м — уже 167,6 млн. комплектов.
Вши были не только проблемой Красной армии, но и частей вермахта. Судя по опубликованным воспоминаниям немецких солдат и офицеров, впервые с паразитами они столкнулись в начале зимы 1941 года, когда, спасаясь от холодов, были вынуждены утепляться чем под руку попадётся, создавая тем самым благодатную для обитания вшей среду.
«У немчуры богатые одеялки были, шерстяные», — вспоминал мой дед Николай. Учитывая, что в расположениях немцев он часто оказывался раньше других солдат, да еще и тогда, когда немцы отступать не собирались, вполне мог прибарахлиться. Но… Шерстяные одеяла немцев были просто рассадниками насекомых.
Еще бичом окопов была чесотка. Чесотка — это заразное кожное заболевание, обусловленное паразитом — чесоточным клещом. Заболевший человек ощущает по всему телу резкий, усиливающийся по ночам кожный зуд, сопровождающихся высыпанием мелких пузырьков и волдырей.
Во время войны лечение больных состояло в применении различных мазей, распространен был и метод Демьяновича, согласно которому донага раздетые больные втирали в тело сверху вниз раствор гипосульфита, а затем соляную кислоту. При этом ощущается давление на кожу, схожее с натиранием мокрым песком. После лечения больной может еще 3-5 дней чувствовать зуд как реакцию на убитых клещей. При этом многие бойцы за войну успевали переболеть этими заболеваниями десятки раз…
Вообще, мытье в бане и прохождение санитарной обработки проходили, в основном находясь во втором эшелоне, то есть не принимая непосредственного участия в боях.
Летом бойцы имели возможность купаться в реках, ручьях, собирать дождевую воду. Зимой же не всегда была возможность не только найти уже готовую баню, сооруженную местным населением, но и построить самим временную.
Здесь, особенно в местах, где баню построить проблемно (те же ростовские степи, например), на выручку приходило еще одно изобретение НИИСИ КА — автобани.
Собственно, грузовик с герметичным кузовом, в котором смонтирована печка и бак с водой. Но там, где нет дров, и печка на солярке была вполне.
Фронтовой быт однозначно являлся одним из факторов боеспособности личного состава, он создавал такие условия, когда присутствие самых необходимых явлений в жизни бойцов становилось жизненно необходимым.
Бойцы и офицеры жили в таких условиях, когда самые необходимые для обеспечения жизнедеятельности вещи, такие, как питание, мытье в бане и санитарная обработка, денежное довольствие и свободное от службы время становились практически единственными доступными удовольствиями. А так как и они зачастую отсутствовали, то их наличие превращалось в самодостаточный комплекс «радостей жизни».
А ведь еще надо было и воевать…
И тем не менее, вшей изводили, чинилась обувь и обмундирование, паялись котелки, точились бритвы. Это была целая армия тех, кто помогал солдатам именно преодолевать тяготы и лишения.
Можно долго еще говорить о том, насколько плох или не совсем плох был фронтовой быт советских бойцов. Стоит еще сказать о том, что, в отличие от немецкой армии, отпуска в РККА были редкостью, одной из высочайших наград. Так что оказаться вдали от передовой, после бани, в чистом — это уже было неплохо. Это помогало.
Просто серия фотографий, повествующих о том, что фронтовой быт старались наладить если не должным образом, то хотя бы просто наладить.
Наверное, получилось все-таки лучше, чем у немцев. Если судить по результату, не правда ли?
Чем брились во время войны 1941 1945
Одному поколению на плечи?
Не слишком ли много?
Испытаний и противоречий
Не слишком ли много?
Как жил солдат на фронте, в каких условиях воевал, боялся или не знал страха, замерзал или был обут, одет, обогрет, перебивался сухим пайком или был досыта накормлен горячей кашей из полевой кухни, чем занимался в короткие передышки между боями…
Незамысловатый фронтовой быт, являвшийся, тем не менее, важнейшим фактором войны, стал предметом моего исследования. Ведь, по словам того же Беляева Валериана Ивановича «воспоминания о пребывании на фронте связаны для меня не только с боями, вылазками к передовой, но и с окопами, крысами, вшами, гибелью товарищей».
Работа над темой – дань памяти погибшим и пропавшим без вести на той войне. Эти люди мечтали о скорой победе и встрече с близкими, надеялись, что вернутся живыми и невредимыми. Война забрала их, оставив нам письма и фотографии. На фото – девушки и женщины, молодые офицеры и опытные солдаты. Красивые лица, умные и добрые глаза. Они еще не знают, что с ними со всеми станет очень скоро…
Приступая к работе, мы побеседовали со многими ветеранами, перечитали их фронтовые письма и дневники и опираемся только на свидетельства очевидцев.
Итак, от организации быта солдат во многом зависел моральный дух войск, их боеспособность. Снабжение войск, обеспечение их всем необходимым в момент отступления, выхода из окружения резко отличалось от периода, когда советские войска перешли к активным наступательным действиям.
Первые недели, месяцы войны по известным причинам (внезапность нападения, нерасторопность, недальновидность, а иногда и откровенная бездарность военачальников) оказались самыми тяжелыми для наших солдат. Все основные склады с запасами материальных средств накануне войны размещались в 30-80 км от государственной границы. Такое размещение было трагическим просчетом нашего командования. В связи с отступлением многие склады и базы были взорваны нашими войсками из-за невозможности их эвакуации, либо уничтожены вражеской авиацией. Долгое время не было налажено обеспечение войск горячей пищей, во вновь сформированных частях не имелось походных кухонь, котелков. Многие части и соединения по несколько дней не получали хлеба и сухарей. Хлебопекарни отсутствовали.
С первых дней войны – огромный поток раненых, а помощь оказывать некому и нечем: «Имущество санитарных учреждений уничтожено пожарами и бомбардировками противника, формируемые санитарные учреждения остались без имущества. В войсках большой недостаток в перевязочном материале, наркотических средствах и сыворотках». (из донесения штаба Западного фронта Санитарному управлению Красной Армии от 30 июня 1941 года).
У отступавших и выходивших из окружения была одна надежда на местных жителей: «Пришли в деревню…, немцев нет, нашли даже председателя колхоза… заказали щей с мясом на 100 человек. Женщины сварили, налили в бочки… Единственный раз за все окружение хорошо поели. А так все время голодные, мокрые от дождей. Спали на земле, нарубили лапника и дремлем… Ослабли все до крайности. У многих ноги распухли так, что в сапоги не входили…» (из воспоминаний Степанцева А.П., начальника химслужбы 771-го стрелкового полка 137-й стрелковой дивизии).
Осень 41-го особенно нелегко далась солдатам: «Выпал снег, по ночам было очень холодно, у многих разбилась обувь. У меня от сапог остались одни верха, что и пальцы наружу. Обкрутил обувку тряпками, пока в одной деревушке не нашел старые лапти. Все мы обросли, как медведи, даже молодые стали похожи на стариков… нужда заставила идти и просить кусок хлеба. Обидно было и больно, что мы, русские люди, хозяева своей страны, а идем по ней украдкой, по лесам и оврагам, спим на земле, а то и на деревьях. Бывали такие дни, что совершенно забывали вкус хлеба. Приходилось есть сырую картошку, свеклу, если находили в поле, а то и просто калину, но она же горькая, много ее не съешь. В деревнях все чаще получали отказ на просьбу поесть. Случалось слышать и такое: «Как вы нам надоели…» (из воспоминаний Хмельнова Р.Г. военного фельдшера 409-го стрелкового полка 137-й стрелковой дивизии). Солдаты страдали не только физически, но и морально. Трудно было переносить упреки оставшихся на оккупированной территории жителей.
Постепенно страна и армия приходили в себя от внезапного нападения фашистов, налаживалось снабжение фронта продовольствием и обмундированием. Всем этим занимались специальные подразделения – служба Продовольственно-фуражного снабжения. Но не всегда тыловики срабатывали оперативно. Командир батальона связи 137-й стрелковой дивизии Лукьянюк Ф.М. вспоминает: «В окружении мы все пооборвались, и после боя многие мои бойцы под свои шинели одели теплое немецкое обмундирование, переобулись в немецкие сапоги. Построил своих солдат, смотрю – половина, как фрицы…»
Гуселетов П.И., комиссар 3-й батареи 137-й стрелковой дивизии: «В дивизию я прибыл в апреле… Отобрал в ротах пятнадцать человек… Все мои новобранцы были усталые, грязные, оборванные и голодные. Первым делом надо было привести их в порядок. Раздобыл самодельное мыло, нашли нитки, иголки, ножницы, которыми колхозники стригли овец, и начали стричь, брить, латать дыры и пришивать пуговицы, стирать белье, мыться…»
Получение новой формы для солдат на фронте – целое событие. Ведь многие попадали в часть в своей гражданской одежде или в шинели с чужого плеча. В «Приказе о призыве по мобилизации граждан, родившихся в 1925 году и старше до 1893 года рождения, проживающих на территории, освобожденной от оккупации» за 1943 год в пункте №3 говорится: «При явке на сборный пункт с собою иметь:…кружку, ложку, носки, две пары белья, а также сохранившееся обмундирование Красной Армии».
Ветеран войны Беляев Валериан Иванович вспоминает: «…Нам выдали новые шинели. Это были не шинели, а просто роскошь, как казалось нам. Солдатская шинель самая волосатая…Шинель имела очень большое значение во фронтовой жизни. Она служила и постелью, и одеялом, и подушкой… В холодное время ложишься на шинель, ноги подтягиваешь к подбородку, а левой половиной накрываешься и подтыкаешь ее со всех сторон. Сначала холодно – лежишь и дрожишь, а потом от дыхания становится тепло. Или почти тепло.
Встаешь после сна – шинель примерзла к земле. Лопатой подрубаешь слой земли и поднимаешь целехонькую шинель вместе с землей. Потом земля сама отвалится.
Целая шинель была моей гордостью. К тому же недырявая шинель лучше защищала от холода и дождя… На передовой вообще-то запрещалось снимать шинель. Разрешалось только ослабить поясной ремень… И песня про шинель была:
Шинель моя походная, она всегда со мной
Она всегда как новая, обрезаны края,
Армейская суровая, родимая моя».
На фронте солдатам, с тоской вспоминавшим родной дом и уют, удавалось более или менее сносно устроиться на передовой. Чаще всего бойцы располагались в окопах, траншеях, реже в блиндажах. Но без лопаты ни окоп, ни траншею не соорудить. Шанцевого инструмента частенько на всех не хватало: «Лопаты нам дали в один из первых дней пребывания в роте. Но вот беда! На роту, численностью 96 человек, досталось только 14 лопат. Когда их выдавали, даже произошла небольшая свалка… Счастливчики начали окапываться…» (из воспоминаний Беляева В.И.).
И дальше целая ода лопате: «Лопата на войне – это жизнь! Вырыл себе окопчик и лежи спокойно. Свистят пули, рвутся снаряды, с коротким визгом проносятся их осколки, тебе все нипочем. Тебя защищает толстый слой земли…» Но траншея – вещь коварная. Во время дождей на дне траншеи скапливалась вода, доходившая солдатам до пояса, а то и выше. Во время обстрелов в такой траншее приходилось сидеть часами. Выбраться из нее – значит погибнуть. И сидели, иначе нельзя, жить хочешь – терпи. Будет затишье – вымоешься, высохнешь, отдохнешь, поспишь.
Отдых, и прежде всего сон, ценились на войне на вес золота. На фронте всегда недоставало сна. На передовой по ночам спать вообще всем запрещалось. Днем половина личного состава могла спать, а вторая половина вести наблюдение за обстановкой.
По воспоминаниям Беляева В.И., ветерана 217-й стрелковой дивизии, «в походе со сном было еще хуже. Более трех часов в сутки спать не давали. Бойцы буквально засыпали на ходу. Можно было наблюдать такую картину. Идет колонна. Вдруг один боец выходит из строя и некоторое время движется рядом с колонной, постепенно удаляясь от нее. Вот он дошел до придорожной канавы, споткнулся и уже неподвижно лежит. К нему подбегают и видят, что он крепко спит. Растолкать такого и поставить в колонну очень трудно. Самым большим счастьем считалось уцепиться за какую-либо повозку. Счастливчики, которым это удавалось, хорошо высыпались на ходу». Многие спали впрок, потому что знали: другой такой возможности может не представиться.
Солдату на фронте нужны были не только патроны, винтовки, снаряды. Один из главных вопросов военного быта – снабжение армии продовольствием. Голодный много не навоюет. Мы уже упоминали о том, как трудно пришлось войскам в первые месяцы войны. В дальнейшем снабжение фронта продуктами питания было отлажено, ведь за срыв поставок можно было лишиться не только погон, но и жизни.
Регулярно солдатам выдавали сухой паек, особенно на марше: «На пять дней каждому было выдано: три с половиной копченой селедки довольно крупных размеров…7 ржаных сухарей и 25 кусочков сахара…Это был американский сахар. На земле была насыпана горка соли и было объявлено, что каждый может брать ее. Я насыпал соль в банку из-под консервов, завязал в тряпочку и убрал в вещмешок. Кроме меня соль никто не взял…Было ясно, что идти придется впроголодь». (из воспоминаний Беляева В.И.)
Шел 1943-й год, страна активно помогала фронту, отдавая ему и технику, и продукты, и людей, но все равно питание было весьма скромным.
Ветеран Великой Отечественной войны артиллерист Оснач Иван Прокофьевич вспоминает, что в сухом пайке были колбаса, шпик, сахар, конфеты, тушенка. Продукты были американского производства. Их, артиллеристов, должны были кормить 3 раза, но норма эта не соблюдалась.
В состав сухого пайка входила и махорка. Практически все мужчины на войне были заядлыми курильщиками. Многие, до войны не курившие, на фронте не расставались с самокруткой: «С табаком было плохо. В качестве курева выдавали махорку: 50 граммов на двоих… Небольшая такая пачка в коричневой упаковке. Выдавали нерегулярно, и курильщики очень страдали… Мне, некурящему парню, махорка была ни к чему, и это определило мое особое положение в роте. Курильщики ревниво оберегали меня от пуль и осколков. Все отлично понимали, что с моим уходом на тот свет или в госпиталь, из роты исчезнет дополнительная пайка махорки… Когда приносили махорку, вокруг меня возникала небольшая свалка. Все старались убедить меня, что свою пайку махорки я должен отдать именно ему…» (из воспоминаний Беляева В.И.). Это определило особую роль махорки на войне. О ней слагали бесхитростные солдатские песни:
Как письмо получишь от любимой,
Вспомнишь дальние края,
И закуришь, и с колечком дыма
Улетает грусть твоя!
Эх, махорочка, махорка,
Подружились мы с тобой!
Вдаль глядят дозоры зорко,
Мы готовы в бой! Мы готовы в бой!
По существовавшим тогда порядкам доставкой пищи занимались старшина роты и писарь. И делать это они должны были даже во время боя. Иногда за обедом посылали кого-нибудь из бойцов.
Очень часто подвозкой продуктов занимались девушки-шоферы на полуторках. Ветеран войны Лосицкая Феодосия Федосеевна всю войну провела за баранкой полуторки. В работе было все: и поломки, которые она по незнанию не могла устранить, и ночевки в лесу или степи под открытым небом, и обстрелы авиации противника. И сколько раз горько плакала от обиды, когда, погрузив на машину продукты питания и термосы с чаем, кофе и супом, на аэродром к летчикам приезжала с пустой тарой: в дороге налетели немецкие самолеты и изрешетили пулями все термосы.
Беляев Валериан Иванович вспоминает: «С наступлением темноты появился обед. На передовой питание два раза: сразу как стемнеет и перед рассветом. В светлое время суток приходилось обходиться пятью кусочками сахара, которые выдавались ежедневно.
Горячая пища доставлялась нам в зеленом термосе объемом с ведро. Этот термос был овальной формы и переносился на спине на ремнях, как вещмешок. Хлеб доставлялся буханками. За пищей у нас отправлялись два человека: старшина и писарь…
Во время переходов, на марше, противник частенько уничтожал походные кухни. Дело в том, что котел кухни поднимался над землей значительно выше человеческого роста, так как под котлом находилась топка. Еще выше поднималась черная труба, из которой клубился дым. Это была отличная мишень для противника. Но, несмотря на трудности и опасность, фронтовые повара старались не оставить бойцов без горячей пищи.
Еще одна забота на фронте – вода. Запасы питьевой воды солдаты пополняли, проходя через населенные пункты. При этом нужно было проявлять осторожность: очень часто немцы, отступая, приводили колодцы в негодность, травили в них воду. Поэтому колодцы приходилось охранять: «На меня произвел большое впечатление строгий порядок обеспечения наших войск водой. Как только мы входили в деревню, сразу же появлялось специальное воинское подразделение, которое выставляло часовых у всех источников воды. Обычно такими источниками были колодцы, вода в которых была проверена. К другим колодцам часовые и близко не подпускали.
…Посты у всех колодцев были круглосуточными. Войска приходили, уходили, а часовой всегда был на своем посту. Этот очень жесткий порядок гарантировал полную безопасность нашим войскам в обеспечении водой…»
Даже под обстрелом немцев часовой не покидал пост у колодца.
«Немцы открыли по колодцу артиллерийский обстрел… Мы отбежали от колодца на довольно большое расстояние. Оглядываюсь и вижу, что часовой остался у колодца. Только залег. Вот такая дисциплина была у охраны источников воды!» (из воспоминаний Беляева В.И.)
Солдаты и на марше умудрялись добыть себе кипятку: «…Деревня. Кругом торчали печные трубы, но если сойти с дороги и приблизиться к такой трубе, можно увидеть догорающие бревна. Мы быстро наловчились использовать их. Поставили на эти бревна котелок с водой – одна минута и чай готов. Конечно, это был не чай, а горячая вода. Непонятно, почему мы ее называли чаем. В то время мы и не думали, что наша вода закипает на несчастье людей…»(Беляев В.И.)
Да что там говорить, когда он и ложки-то наловчился отливать! Мастер – на любое дело, все у него выходило так ладно, как будто само собой и делалось. А весной он такие драники из гнилой картошки на куске ржавого железа пек, что ротный не побрезговал…»
Многие ветераны Великой отечественной добрым словом вспоминают знаменитые «наркомовские» 100 грамм. В подписанном наркомом обороны И.В. Сталиным Постановлении ГКО СССР «О введении водки в снабжение в действующей Красной Армии» от 22 августа 1941 года говорилось: «Установить, начиная с 1 сентября 1941 г. выдачу 40º водки в количестве 100 граммов в день на человека красноармейцам и начальствующему составу первой линии действующей армии». Это был первый и единственный опыт узаконенной выдачи алкоголя в отечественной армии в 20-м веке.
Из воспоминаний военного летчика Лосицкого М.А.: «Сегодня боевых вылетов не будет. Свободный вечер. Нам разрешено выпить положенные 100 граммов…» И вот еще: «Запечатлеть бы лица раненых офицеров, когда им наливали 100 граммов и подносили вместе с четвертинкой хлеба и кусочком сала».
Вспоминает Серебров М.П., командир 137-й стрелковой дивизии: «Прекратив преследование противника, части дивизии начали приводить себя в порядок. Подошли походные кухни, стали раздавать обед и положенные сто граммов водки из трофейных запасов…» Терещенко Н.И., командир взвода 4-й батареи 17-го артполка 137-й стрелковой дивизии: «После удачной стрельбы собрались все позавтракать. Разместились, конечно, в окопах. Наш повар, Маша, принесла…картофель по-домашнему. После фронтовых ста граммов и поздравления командира полка все повеселели…»
Но люди и на войне, под пулями, рядом с кровью и смертью, пытались просто жить. Даже на передовой их волновали общие для всех житейские вопросы и проблемы. Своими переживаниями они делились с родными и близкими. Практически во всех письмах солдаты описывают свою фронтовую жизнь, военный быт: «Погода у нас не очень холодная, но морозец приличный и особенно ветра. Но мы одеты сейчас хорошо, шуба, валенки, так что морозы нам не страшны, одно плохо, что не посылают поближе к переднему краю…» (из письма гвардии капитана Карасева Леонида Алексеевича своей жене Киселевой Анне Васильевне в г. Унечу от 4 декабря 1944 г.). В письмах звучит забота и тревога за близких, которым тоже нелегко. Из письма Карасева Л.А. своей жене в Унечу от 3 июня 1944 года: «Передай тому, кто хочет выселить мою мамашу, что если только я приеду, то ему не сдобровать… Я ему голову набок сверну…» А вот из его же письма от 9 декабря 1944 года: «Нюрочка, очень тебя жалею, что тебе приходится замерзать. Нажимайте на свое начальство, пусть обеспечивает дровами…»
Из письма Кривопуска Михаила, выпускника школы №1 г. Унеча сестре Надежде: «Получил от тебя, Надя, письмо, где ты пишешь, как вы прятались от немцев. Ты напиши мне, кто из полицаев издевался над вами и по чьему указанию были взяты у вас корова, велосипед и другие вещи, если я останусь жив, то рассчитаюсь с ними за все…» (от 20 апреля 1943 года). Наказать обидчиков своих родных Михаилу не довелось: 20 февраля 1944 года он погиб, освобождая Польшу.
Практически в каждом письме звучит тоска по дому, по родным и любимым. Ведь на фронт ушли молодые и красивые мужчины, многие в статусе молодоженов. Карасев Леонид Иванович и его жена Анна Васильевна, которые упоминались выше, поженились 18 июня 1941 года, а через четыре дня началась война, и молодой супруг ушел на фронт. Демобилизовался он только в конце 1946 года. Медовый месяц пришлось отложить почти на 6 лет. В его письмах к жене любовь, нежность, страсть и невыразимая тоска, желание быть рядом с любимой: «Любимая! Вернулся из штаба, устал, ночь шел пешком. Но как увидел на столе твое письмо, вся усталость прошла и злость тоже, а когда я вскрыл конверт и нашел твою карточку, то расцеловал ее, но ведь это бумага, а не ты живая… Теперь твоя карточка приколота у меня у изголовья моей кровати, теперь имею возможность нет-нет, да и взглянуть на тебя…» (от 18 декабря 1944 года). А в другом письме просто крик души: «Дорогая, сижу сейчас в землянке, курю махорочку – вспомнил кое-что, и такая тоска, вернее зло берет на все на это… Почему мне так не везет, ведь люди получают возможность увидеться со своими родными и любимыми, а мне все не везет… Дорогая, поверь, надоела мне вся эта писанина и бумага… ты понимаешь, я хочу тебя видеть, хочу быть с тобой вместе хоть часок, а все остальное к чертям, понимаешь, к чертям, я хочу тебя – вот и все… Вся жизнь мне эта надоела в ожидании и неизвестности… У меня сейчас один исход…я приеду к тебе самовольно, а потом пойду в штрафную роту, иначе я не дождусь встречи с тобой. Если бы была водка, сейчас бы напился пьяным…» (от 30 августа 1944 года).
Пишут солдаты в своих письмах о доме, вспоминают о довоенной жизни, мечтают о мирном будущем, о возвращении с войны. Из письма Кривопуска Михаила сестре Надежде: «Посмотришь на те зеленые луга, на деревья у берега…девчата купаются в море, то думаешь, что бросился бы за борт и поплыл. Но ничего, добьем немца, а уж тогда…» Во многих письмах встречается искреннее проявление патриотических чувств. Вот как пишет о гибели брата в письме своему отцу наш земляк Дышель Евгений Романович: «…Валентином нужно гордиться, потому что он погиб в бою честно, шел в бой бесстрашно… В прошедших боях я отомстил за него… Встретимся, поговорим подробнее…» (от 27 сентября 1944г). Встретиться с отцом майору-танкисту Дышелю так и не пришлось – 20 января 1945 г. он погиб, освобождая Польшу.
Из письма Карасева Леонида Алексеевича жене Анне Васильевне: «Большая радость то, что мы ведем наступление почти по всему фронту и довольно успешно, взято много больших городов. Вообще успехи Красной Армии небывалые. Так что скоро Гитлеру капут, как говорят сами немцы» (письмо от 6 июня 1944г.).
Писателю-фронтовику Константину Симонову принадлежат такие слова: «Война не есть сплошная опасность, ожидание смерти и мысли о ней. Если бы это было так, то ни один человек не выдержал бы тяжести ее… Война есть совокупность смертельной опасности, постоянной возможности быть убитым, случайности и всех особенностей и деталей повседневного быта, которые всегда присутствуют в нашей жизни… Человек на фронте занят бесконечным количеством дел, о которых ему постоянно нужно думать и из-за которых он совершенно не успевает думать о своей безопасности…» Именно бытовые повседневные дела, на которые все время приходилось отвлекаться, помогали солдатам преодолевать страх, придавали бойцам психологическую устойчивость.
Прошло 65 лет со дня окончания Великой Отечественной войны, но точка в ее изучении еще не поставлена: остаются белые пятна, неизвестные страницы, невыясненные судьбы, странные обстоятельства. И тема фронтового быта – наименее исследованная в этом ряду.