Вы знали что в 1996 году мы потратили
Как братья из Софии стали первыми болгарскими миллиардерами
«Теперь, когда мы больше знаем о зоонозных [передающихся от животного человеку] болезнях, возникла долгосрочная тенденция к увеличению производства вакцин для животных», — говорит аналитик Citigroup Наванн Тай.
52-летний Кирил Домушиев считает, что приобретение проблемных госпредприятий — более надежная инвестиция, чем покупка акций. «Мы не храним деньги в банке и не покупаем акции на фондовом рынке. На мой взгляд, это азартная игра, — говорит бизнесмен, одетый в накрахмаленную белую рубашку, во время интервью по Zoom из своего офиса в Софии. — Мы предпочитаем инвестировать в проекты, где мы можем все контролировать».
Братья говорят, что не нуждаются в выходе на биржу, по крайней мере пока. «Честно говоря, мы всегда стремились реинвестировать прибыль», — говорит Кирил.
Первый бизнес
Рожденные в коммунистической Софии, в начале 1970-х годов братья Домушиевы ходили в школы с углубленным изучением иностранных языков: Кирил учил испанский, Георгий — французский. Их отец руководил департаментом электроэнергетики Софии, а мать работала финансовым директором в энергетической компании.
Кирил Домушиев был 21-летним студентом Технического университета Софии (и только прошел обязательную службу в армии), когда в 1990 году коммунистический режим Болгарии рухнул и в стране начался хаотичный переход к рыночной экономике. Он позвал в дело брата, и вместе они начали торговать одеждой и обувью местного производства. На то, чтобы параллельно с управлением бизнесом доучиться и получить степень бакалавра промышленного управления и магистра маркетинга, у Кирила ушло 12 лет. «Я решил закончить начатое, потому что для родителей это было важно», — иронизирует он.
К 1996 году на фабриках Домушиевых в Италии и Болгарии трудились 2000 человек. Для предпринимателей это было непростое время. В Болгарии только начался одновременно банковский и валютный кризис, который привел к гиперинфляции: на пике в 1997 году она составляла почти 600%. «В 1996 году мы потеряли значительную часть капитала, — вспоминает Кирил. — Банков, которые бы предоставили нам финансирование, не было. Мы были молоды, и было сложно. Тогда в стране было много обменников, у которых были свободные деньги, и мы занимали у них по ставке 10-15% в месяц».
В том же году правительство Болгарии начало распродавать государственные активы с аукционов, и Домушиевы почуяли выгодную возможность. Они продали обувной бизнес и объединили прибыль с другими инвесторами (их имена не раскрывались) в инвестиционном фонде Napredak, который приватизировал около 12 бывших госкомпаний, включая производителя вилочных погрузчиков Balkan. Братьям принадлежало не более 35% в любой из фирм Napredak, но они управляли бизнесом как семейным. Во главе Balkan они поставила свою мать Маргариту, которая и сейчас в возрасте 76 лет все еще работает в компании.
«Вместе с другими учредителями Napredak мы увидели возможность применить наш опыт в частном бизнесе к государственным фабрикам, которыми очень плохо управляли», — говорит Домушиев. Он добавляет, что по-прежнему считает, что в Болгарии плохо управляют госкомпаниями.
Кто еще был учредителем Napredak, по-прежнему неизвестно. Но в 2000 году братья начали инвестировать уже без них, основав Advance Properties.
Юрий Фельштинский: «Если бы я знал, я бы костьми лег» (начало 2000-х)
23 января исполняется 70 лет со дня рождения Бориса Березовского — человека, сыгравшего заметную роль в истории нашей страны 1990-х гг. Петр Авен на портале «Сноб» анонсирует свой мультимедийный проект «Время Березовского»
Поделиться:
Другие части:
ЮРИЙ ФЕЛЬШТИНСКИЙ (род. 1956) — российский и американский историк. Эмигрировал в США в 1978 году. Автор многих книг, в том числе «ФСБ взрывает Россию» и «Корпорация: Россия и КГБ во времена президента Путина» (в соавторстве). В настоящее время проживает в США.
Авен: Когда Борис уехал из России в 2000 году, вы оставались его биографом? Вы за ним в Лондон не поехали, я так понимаю?
Фельштинский: Во-первых, он же не сразу уехал. Его и так половину времени не было в Москве, а потом он уехал на более долгий срок, сначала во Францию, потом в Лондон. Но мы вернулись из России в июне 1999 года. Дело в том, что к этому времени уже выяснилось, что следующим президентом будут делать Путина. Я понял, что мне уже при Борисе делать нечего.
Авен: А как же идея писать биографию и быть летописцем?
Фельштинский: Если честно, мы один раз на эту тему поговорили тогда, в июле 1998 года, и больше не возвращались к этой идее. Я действительно вел базу данных, я все про него честно и аккуратно собирал. Но в тот период стало ясно, что я не нанят для того, чтобы книжку писать, и вообще этот сюжет умер. Я все-таки со своей глупой, наивной стороны пытался помочь Борису разработать какую-то свою платформу. Я быстро понял, что его все это не интересует, что вообще это не про демократию, не про капитализм. Вообще непонятно про что. И когда стало ясно, что президентом будут делать Путина, тут уже я понял, что мне точно нечего делать при Борисе.
Уже когда я ему написал, что завтра улетаю, в ночь перед моим вылетом раздался звонок из дома приемов: «Юрий Георгиевич, Борис Абрамович хотел бы с вами повидаться». Я в такси, приехал к нему разговаривать. «Ну так что, ты уезжаешь?» Я говорю: «Борь, сейчас я уже во всех случаях уезжаю, уже чемоданы запакованы, у нас билеты». Он говорит: «Послушай. Мне жалко, что ты уезжаешь. Мне в принципе с тобой комфортно, и ты мне нравишься. Но есть вещи, которых ты не понимаешь. Ты слишком долго прожил в Америке, а здесь страна другая, и она сильно изменилась. И я ничем тебе тут не могу помочь». Я говорю: «Борь, с абстракцией у меня очень плохо. Мне бы поконкретней. Ты не можешь привести один вопиющий пример моего непонимания происходящего в России?»
Он говорит: «Да. Ты помнишь свой меморандум про Путина? Ты помнишь, что ты мне написал, что он меня и Бадри в тюрьме сгноит?» Я говорю: «Помню». — «Юр, тебе нужны еще примеры? Я Путина знаю 10 лет. Это мой друг. Ты мне про моего друга пишешь, что когда он станет президентом, он меня посадит. Тебе еще нужно объяснять, насколько ты ничего не понимаешь?»
Фото: Владимира Мусаэльяна/ИТАР-ТАСС
Авен: Вы когда-нибудь к этому разговору возвращались?
Авен: Как, по вашему мнению, получилось, что в руках Бориса оказались ресурсы, позволявшие ему — по крайней мере, в его фантазиях — назначать и смещать президентов?
Фельштинский: Как это получилось, известно. Для финансирования выборов 2000 года было создано два инструмента — это была опять же блистательная идея Бориса. «Вот, Борис Николаевич, мы победили на выборах 1996 года только благодаря вам, Борис Николаевич, спасибо вам большое. Нужно думать про следующие выборы». Борис мне так это рассказывал, это не я сейчас фантазирую. «Для победы на выборах 2000 года нам нужно три инструмента. Один — это верные вам люди, которые будут генерировать правильные и нужные России идеи. Но это мы, вы нас всех знаете. Второе — это деньги. Будет достигнута договоренность о том, что “Сибнефть” будет финансировать президентские выборы 2000 года. Для этого 50% ”Сибнефти” будет у очень талантливого молодого менеджера Романа Абрамовича. А вторые 50% у вашего верного слуги, — во мне вы не сомневаетесь, я надеюсь, — просто чтобы вы знали, что эти деньги будут тратиться на президентскую кампанию. В-третьих, давайте опять же отдадим Первый канал мне, вашему верному слуге, а вы будете иметь право назначать директора». Так был создан этот инструмент, и он, видимо, хорошо работал.
Была уже совсем смешная история, вполне российская. Я уж не знаю, как это делалось бюрократически и практически, но в период 2000–2004 годов «Сибнефть» каким-то образом участвовала в президентской кампании Владимира Владимировича Путина, и одновременно «Сибнефть» финансировала Бориса, продолжала платить ему деньги, на которые он развертывал всю свою кампанию против Владимира Владимировича Путина.
Авен: Поэтому одна из задач власти была — прекратить финансирование Березовского.
Фельштинский: Правильно. Получалось, что Березовский всей этой деятельностью занимается на деньги Абрамовича. А когда уже, наконец, Абрамович выкупил свои вторые 50% у Березовского, — из-за чего потом Березовский судился с Абрамовичем, как все мы знаем, — то из этого платежа была вычтена некая сумма денег. Кажется, 125 миллионов.
Авен: Потраченных на что?
Фельштинский: Вот и Борис спросил (они общались через Бадри): «А почему на 125 миллионов меньше?» И Абрамович якобы через Бадри ответил: «250 миллионов потрачены на предвыборную кампанию Путина. Мы же оплачиваем пополам предвыборную кампанию, так что 125 твои, 125 — мои». Так что на весь этот абсурд еще и наложилось то, что под конец Абрамович вычитал у Березовского 125 миллионов, которые теперь уже Березовский потратил на предвыборную кампанию Путина.
Авен: Странно. Мне не кажется, что в 2004 году Путину были нужны чьи-то частные деньги на кампанию. Да он и без денег легко побеждал.
Фельштинский: Говорю, что слышал.
Редакция продолжит публикацию отрывков из проекта «Время Березовского» в ближайшие дни.
Значимые события 1996 года (28 фото)
С 1996 года минуло уже целых 20 лет. Одни из нас помнят то время, как вчерашний день, другие знают о нем лишь по рассказам родителей. Далее предлагаем на миг вернуться в 1996 год и вспомнить некоторые значимые события, произошедшее в то время.
Клинтоны на открытии XXVI летних Олимпийских игр в Атланте (штат Джорджия, США) с 19 июля 1996 года:
Если же измерять не по «геополитическому весу», а по «моральному авторитету», то, пожалуй, самым популярным и уважаемым в мире 1996-го лидером был президент ЮАР Нельсон Мандела.
Во время государственного визита в Великобританию на Трафальгарской площади 12 июля 1996 г.:
Пройдёт 20 лет и в мире вообще не останется лидеров с «общечеловеческим» моральным авторитетом.
На Ближнем Востоке 20 лет назад было относительно спокойно. Клинтон пытался добиться прорыва в палестино-израильских отношениях.
Групповой портрет после т.н. «Саммита миротворцев» в Шарм-эль-Шейхе, 13 марта 1996 года:
Роль Алеппо в 1996 году играла боснийская столица Сараево, которая уже 4 года находилась в осаде. Хотя активных боевых действий особенно не велось, после долгих обстрелов город выглядел довольно неприглядно (март 1996):
Впрочем, сараевская трагедия уже была близка к завершению. После подписания Дейтонских соглашений 1995 г. в январе 1996 года на территории города был размещён миротворческий контингент НАТО IFOR.
Сараево, 1996, фото Daniel Biskup:
По данным министерства здравоохранения Боснии и Герцеговины, во время осады Сараева 10 615 человек погибли и 61 136 были ранены (75 % всех случаев пришлось на 1992 год).
В период с 1991 по 1998 год в Сараеве количество мусульман выросло с 252 тысяч до 304 тысяч человек, хорватов уменьшилось с 35 тысяч до 21 тысячи человек, сербов уменьшилось со 157 тысяч до 18 тысяч человек.
По другую сторону Атлантики в 1996 году удалось погасить ещё один внутренний военный конфликт — вспыхнувшую в 1 января 1994 г. партизанскую войну Сапатистской армии национального освобождения (САНО) в самом южном мексиканском штате Чьяпас. Название этого леворадикального движения восходит к имени генерала Эмилиано Сапаты — героя Мексиканской революции 1910—1920 годов.
В конечном итоге, САНО и федеральным правительством были подписаны первые «соглашения Сан-Андреса», предполагающие изменение конституции Мексики и признание в ней прав и культуры индейских народов, а также права на автономию и самоуправление индейских общин и населяемых ими территорий.
Сапатистские партизаны в провинции Чьяпас, 10 октября 1996 года:
Пока одни конфликты затухали, другие разгорались.
Начало народной войны Компартии Непала (маоистской) против королевской власти, бурлящий Катманду 1996-го:
Игиловцами 1996 года были афганские талибы, которые лишь немного уступали в средневековом варварстве головорезам из нынешнего «халифата».
Талибы обстреливают ракетами войска «Северного альянса» незадолго перед захватом Кабула 27 сентября 1996 г.:
Талибский мулла выступает перед толпой в Кабуле в начале октября 1996 г.:
В августе 1996 г. лидер Аль-Каиды Усама бен Ладен издал фетву об объявлении войны Соединённым Штатам.
Усама бен Ладен в бункере, 1996 год:
П. С. Грачёв, министр обороны Украины В. Н. Шмаров и министр обороны США Уильям Перри. Символическая посадка подсолнуха на месте демонтированной ракетной шахтно-пусковой установки. Первомайск, Украина. 4 июня 1996 г.:
Украинские политики Юлия Тимошенко, Александр Турчинов, Павел Лазаренко в 1996 году:
Виталий Кличко в кампании деловых партнёров в Нью-Йорке, 1996 год:
Главные события шоу-бизнеса, как всегда, сосредоточились в соединённых Штатах.
В 1996 вышел потрясающий фильм-мюзикл «Эвита» с Мадонной и Антонио Бандеросом.
Правильнее сказать, что экранизация оказалось достойной великого мюзикла 1979 года.
Деми Мур зажгла в фильме «Стриптиз»:
В США развернулись грандиозные съёмки фильма «Титаник», который выйдет в следующем, 1997-м, году.
Создатели картины использовали огромные макеты лайнера:
На экране в сочетании с компьютерными спецэффектами всё будет выглядеть очень натурально:
Отработка знаменитой сцены:
Немного светской хроники.
Спустя несколько месяцев после развода с Лизой Марией Пресли, Джексон женится на Дэбби Роу 13 ноября 1996 года в Сиднее, Австралия:
Молодая супермодель Наоми Кэмпбелл в 1996-м:
В 96-м главными стройплощадками человечества стали китайские магаполисы.
Буквально «взрывным» было строительство в свободной экономической зоне Шеньжэнь:
Полным ходом шла застройка новой деловой части Шанхая, 1996 год в сравнении с 2013-м:
Шанхайский район Пуденг на снимке фотграфа Hiroji Kubota, 1996:
Тем временем в немецком Дрездене начали восстанавливать Фрауэнкирхе:
В Самарканде завершался «евроремонт» древних развалин великой мечети Биби-Ханым, 1996:
В 1996-м собран 250-миллионный Ford. Им стал автомобиль Fiesta:
В 1996 году искусственный интеллект бросил серьёзный вызов человеческому.
17 февраля 1996 г. в Пенсильвании, США, состоялся первый матч Гарри Каспарова против Deep Blue I:
На тот раз машина уступила человеку со счётом 2 : 4. Но этот успех оказался недолгим. Программисты срочно кинулись дорабатывать своё детище.
В мае 1997 года Deep Blue II выиграет матч у Гарри Каспарова со счётом 3½ : 2½.
Если кто уже не помнит или не застал, обычный офисный компьютер в 1996 году выглядел вот так:
«С тех пор ненавижу шансон и мерзнуть»: 8 историй о том, какой была жизнь в девяностые
Воспоминания читателей Т—Ж
Мы попросили читателей поделиться яркими эпизодами из прошлого, которые лучше всего характеризуют девяностые.
В первом выпуске собрали несколько впечатляющих историй, которые объясняют, почему девяностые по праву считают непростым временем для страны. Бесконечные усилия, чтобы прокормить семью, ужасные жилищные условия, безработица, холод, плохое качество товаров и страшная реальность за окном — вот о чем рассказали читатели в комментариях.
Это комментарии читателей из Сообщества Т—Ж. Собраны в один материал, бережно отредактированы и оформлены по стандартам редакции.
Родителям перестали платить зарплату. Все накопления заморозили в Сбербанке, и они пропали. Моя стипендия из довольно весомых 70 Р превратилась в какую-то мелочь с кучкой нулей. Кормились картошкой с участка, которую таскали домой на себе по электричкам, мой рекорд — 43 кг за раз. А еще — отвратной на вкус унизительной гуманитарной помощью, ее давали бабушке с дедом, они есть не могли этот колбасный фарш, отдавали нам. Один раз у мамы на работе продавали по дешевке замороженные куриные бедрышки упаковками — я приехал и дотащил до дома две упаковки по 10 кг, потом ели месяца два.
Подработать было почти невозможно: бригады буквально дрались за разгрузку фур и вагонов. Один раз разгружали с однокурсниками фуру со спиртом «Рояль» и несколько бутылок припрятали в снегу. Потом выпили и отравились, но очухались. Помню, как мне хотелось кожаную куртку, — тогда было модно. Моя милая мама долго копила, и мы пошли и купили эту куртку в 1991 году. Но нас обманули, кожа была плохая и быстро вытерлась. Отец подрабатывал и все пытался деньги куда-то вложить, и его каждый раз обманывали, ведь он был советским человеком, честным, а кругом было море жулья. И ваучеры наши с отцом украли жулики. А вот мама ваучер вложила в акции «Газпрома», потом эти акции продала уже в 2012 году за 4 тысячи рублей.
Кругом резали друг друга, по ночам иногда слышны были выстрелы и взрывы, на нашем Перовском кладбище появилась целая аллея могил бандитов. В ресторанах, в которые нас и понюхать бы не пустили, гуляли ельцинские выкормыши — нувориши и чиновники. Но иногда убивали и их, там было трудно разобрать, кто чиновник, кто бизнесмен, а кто бандит, — обычно это были смежные профессии. У нас в подъезде убили двух человек, не знаю уж за что, но помню, как лужу крови утром обходили. На даче у нас сосед был бизнесмен, резко разбогател, дом большой кирпичный почти построил, потом по пьяни двух человек задавил насмерть «Мерседесом» своим, отмазаться не смог, и его посадили, потом в тюрьме убили за долги, а дом без крыши лет десять стоял, пока его другой человек по дешевке не купил.
Потом я закончил учиться, работу нашел в 1996 году, зарплату стали платить, хоть и небольшую, стали мы с отцом инженерным делом зарабатывать, что-то накопили, и тут бум — дефолт 1998 года. Как сейчас помню, скопили мы в рублях в пересчете на доллары 20 тысяч, а как я увидел пьяную морду Ельцина в телевизоре — «Девальвации не будет, панимаишь!», — тут же отцу сказал: «Давай все деньги на доллары поменяем и дома будем держать». Он не согласился, поменяли только половину. Так остальные деньги и сгорели. За два месяца доллар в три раза подорожал, и все цены поднялись.
С начала 2000-х стали как-то спокойнее жить, потом и деньги в семье появились, машину купили, дачу достроили. Поганое было время — 90-е годы. Ничего особо хорошего сказать не могу, кроме того, что я был молодой, надеялся на лучшее, и как-то легче все переносилось. Сейчас бы такого не выдержал, наверное, как и тогда многие не выдерживали.
Холод, бесконечный холод и темнота. Отопления нет, горячей воды нет нигде, свет отключают постоянно — то на пару часов, то на пару дней. Не работает ни обогреватель, ни электроплитка, ни телевизор. В кривых деревянных оконных рамах щели, и в них дует сквозняк. В старых автобусах печки нет, и пока едешь на учебу, закоченеешь без движения. Фонари на улицах не горят, лифты не работают, мусор не вывозится неделями — у нашего городишки нет денег оплачивать коммуналку, ведь все три завода разрушены и обанкротились. Люди не получали зарплаты и пенсии по полгода. В магазины никто ничего не завозил — покупать-то некому и не на что.
Мы выжили на подножном корме с огорода. И еще отчим сначала стал ловить рыбу в реке с приятелем, у которого была лодка. А потом завел бизнес по перепродаже: закупал на складе в областном центре запчасти к лодкам и мотоциклам и привозил их в наш маленький городок, стоял на рынке. Хотя и боялся, что его убьют. У моей подруги так отца убили и забрали деньги, на которые он собирался закупать товар. Труп нашли в лесу через два года.
Трое моих одноклассников не дожили до 18 лет: двое умерли от наркоты, одного сбил насмерть на тротуаре наркоман на джипе. Моя однокурсница к 19 годам успела выйти замуж, родить ребенка и овдоветь: ее молодого мужа убили на Чеченской войне в 1994 году. У другой жених начал вести какие-то мутные дела с криминальными приятелями, они решили припугнуть конкурента с помощью взрыва в гараже. И через полгода уже они в бегах. Ей звонили и приходили к ней попеременно то менты, то бандиты — разыскивали. А ведь мы все были хорошие мальчики и девочки из приличных семей инженеров, юристов и военных. С тех пор ненавижу шансон и мерзнуть.
В 1996 году меня угораздило заболеть — внезапно, серьезно и очень не вовремя. Как сейчас помню: в пятницу мы потратили последние деньги на продукты и были совершенно спокойны, ведь на выходные купленного точно бы хватило. Мне клятвенно обещали, что в понедельник выдадут стипендию. А в субботу меня скрутил приступ. Таблетки дома были, и сначала попытались обойтись ими. Но к вечеру стало хуже, и мама вызвала скорую. Скорая сказала, что надо госпитализировать.
Помню, как мать шарила по всем карманам в поисках мелочи, — еле нашли на автобус, чтобы она смогла вернуться из больницы вечером домой. Видимо, заметив это, врачи отвезли меня в ближайшую больницу в нашем же районе. От нее в крайнем случае можно было дойти пешком до нашего дома. В этой больнице не было ничего — ни лекарств, ни расходников, ни постельного белья, ни питания, ни посуды, ни горячей воды. Единственное, что мне выдали, — это маленькое вафельное полотенце и старую простыню в дырках. Слава богу, что сама больница была еще относительно новая, построенная как раз перед самым развалом. И в ней хотя бы было рабочее оборудование, крепкие стены, и трубы не успели проржаветь.
Маме врачи сказали, что сегодня меня, конечно, полечат — на острые случаи у них есть кое-какие запасы. Но уже завтра надо принести для меня не только еду, кружку, ложку, тарелку и постельное белье, но и все лекарства, шприцы для уколов, капельницы, бинты и вату. Вообще все это надо было купить. Мама пошла занимать по соседям. Проблема в том, что все соседи и знакомые были в таком же положении, что и мы. А кого-то в воскресенье просто не оказалось дома. Кончилось тем, что мама отнесла в ломбард свои золотые сережки.
Я 1987 года рождения. Заводы закрывались, но тот, на котором работал отец, держался. Жили в Подмосковье, жили хорошо, мама имела возможность не работать. С просадкой в деньгах столкнулись в 1998 году, мама пошла работать.
Но отлично помню, как жили другие дети, мои одноклассники. У людей не было денег устроить ребенку день рождения, многие никого не приглашали. Родители брали вторую работу после первой, многих родителей не было дома. Мужчины, которых сократили или которым не платили по полгода, не ели дома, чтобы не ущемлять своих маленьких детей. Некоторые валялись пьяные перед лифтом, потому что не пережили безработицы.
Одевались очень плохо. Огромная разница была между девочками из Москвы или ближнего Подмосковья и провинциальными детьми. Ездили летом к бабушке на границу с Владимирской областью. Местные дети были очень бедны. Девочки просили у меня одежду, чтобы надеть на дискотеку или встретиться с мальчиком. Дети очень рано понимали, у кого в семье есть деньги, и старались подружиться с этим ребенком, чтобы ходить к нему в гости нормально поесть.
Наша учительница математики была вынуждена брать у семьи одноклассницы, у которой была корова и хозяйство, молоко и творог собственного производства, они продавали ей подешевле. Учительница была очень сильная, и пятерку по математике получить было трудно, но она ставила этой однокласснице пятерки за то, что та учила правила.
Многие мои знакомые вспоминают, как пахали все лето на даче. Либо их родители и бабушки, потому что дача солидно расширяла рацион питания. Еще помню, как праздники и дома, и в школе действительно были праздниками — в том числе из-за обилия разной дорогой еды, которую сейчас все едят каждый день.
Но и нельзя отрицать, что для большой части населения это было время свободы, головокружительных возможностей, внезапного огромного богатства, риска, поездок за границу, шмоток и приключений. И совсем не обязательно эти люди шли на преступление. Многие ничего противозаконного не сделали, но построили бизнес и разбогатели.
Еще бабушка постоянно покупала муку и сахар — целый мешок, так как будто дешевле было. Потом она всю зиму пекла хлеб сама, чтобы не покупать. А вместо сладостей мы делали повидло или варенье из фруктов и ягод, которыми с ней делились ее коллеги, когда бывал хороший урожай. Я сам делал это повидло в летние каникулы, а потом по утрам ел с хлебом перед школой. Мой дядя ходил к семи утра с бидоном за разливным молоком — если так рано не придешь, то не достанется. Когда я шел в магазин, мне запрещалось покупать пакеты или мешки. Могли дико отругать, если купишь, допустим, гречку на развес и не дашь свой мешок. А я стеснялся. Пакеты же бабушка стирала и использовала до последнего.
Если я шел стричься, мне запрещали соглашаться на мытье головы в парикмахерской, из-за этого ценник повышался. Однажды я забыл помыть голову перед стрижкой и мне пришлось идти домой и объяснять бабушке, почему мне не хватило привычной суммы.
Отдых летом — только во дворе. Иногда мы ходили с пацанами на футбол. Перед этим собирали бутылки со всего района, отмывали их в луже от этикеток, сдавали, на вырученные деньги покупали сладости и газировку и шли на стадион. У меня был старый советский мяч, и мы играли в футбол до тех пор, пока мяча из-за темноты было не видно. Мы играли в чижа и клек, используя отломанные палки, — весь реквизит добывался с соседних деревьев. Про прятки даже и говорить не надо.
Я не скажу, что это были голодные времена, но и назвать это изобилием тоже не получается. Немного лучше мы стали жить в нулевые, ощутимо лучше — после 2005 года. У меня появился компьютер, мобильный с цветным экраном и камерой, и я покупал себе кассеты, хоть на них и приходилось экономить со школьных завтраков.
Я 1991 года рождения. Вся семья — аграрии с более чем 70-летней историей, так или иначе работающие в агропромышленном комплексе, с высшим образованием — закончили либо ветакадемию, либо аграрный в Питере, тогда еще Ленинграде. Почти все лишись работы за одну ночь, так как предприятия и техника исчезали. Мама рассказывала, что как-то вечером она расписала календарь прививок для коровника на 400 голов где-то под Всеволожском, а утром на месте этого коровника не было ничего вообще, кроме навесов и навоза. Навоз потом тоже вывезли — видимо, кому-то продали в качестве органических удобрений.
Всем срочно пришлось переквалифицироваться: кому-то — в преподавателей биологии, фармакологии и зоотехники. Кому-то — в химиков полимеров и углеводородов, благо нефть качать не переставали. Кто-то так и не смог оправиться от утраты и жил в разваливающейся деревне, куда когда-то сослали работать в колхоз. Но был плюс: работа с сельхозом всегда так или иначе связана с едой. Может, деньги и не всегда платили, но мясо, молоко, овощи и какие-то продукты дома были, потому что бартер. Ты чьей-то корове помог отелиться, а тебе потом молочко, масло, творог. Так и выжили. Но это по рассказам мамы и папы.
А с моей точки зрения, это тамагочи, «Юппи», турецкий трикотаж, школьная форма на вырост, первые мобильники от северо-западного GSM, а ныне «Мегафона», жуткие страшилки про купчинские группировки — поэтому вечером гулять было нельзя — и «Улицы разбитых фонарей» как фон для семейных ужинов по будням.
Я 1968 года рождения. Институт окончила в 1991 году. Помню, как я купила последнюю в своей жизни венгерскую курицу, как стояли в очереди и покупали по 60 яиц — хорошо, что тогда зима была и «добычу» хранили между окнами. Очереди были за всем: за продуктами, обувью, одеждой. Наши ребята, общежитские, помогали в обувном держать очередь, чтобы народ не лез. Директор выдал каждому по флакону французской туалетной воды. Она долго стояла у меня в шкафу, пока окончательно не выветрилась.
После окончания института пошла устраиваться по распределению в НИИ, а мне сказали: «Девушка, идите отсюда, нам самим есть нечего». Муж стал челноком, сначала возил из Турции одежду, потом перешел на обувь, торговал в Лужниках. Я устроилась секретарем. Съездила в первый раз за границу с помощью работы. Плохо ли жили? Да нет, сносно.
В 1993 году я шла на работу — офис был на Лубянке, рядом с «Детским миром», — а вдали звучали автоматные очереди. Народ в офисе не работал, смотрел по телевизору Euronews. Было не страшно, даже когда пошли на штурм телецентра. Из окна квартиры было видно, как летят трассирующие пули. Прихожу на работу, а меня спрашивают: «Ты живая?» Страшно было осенью 1999 года, когда взрывали дома. Помню, как муж вместе с соседями ходил дежурить. Девяностые кончились как по расписанию, 31.12.1999, объявлением по ТВ. Но это уже совсем другая история.
И это у нас еще огороды были. Одноклассница была дочерью приезжих — жили в квартире, работали на вставшем заводе, участка не имели. Раз по дороге из школы она возмущалась: в газете «Спид-инфо» была статья про жизнь артистки, а та своей дочери дала сметану прямо ложкой есть, как так можно — в семье моей одноклассницы сметану намазывали на хлеб по особым поводам.
После 1995 года света чаще не было, чем был. Зимой 1998/1999 — еще и отопления, горячей воды. Ходишь по дому в пяти свитерах, нагреешь тазик кипятка помыться, первый свитер из пяти в обледенелой ванной снимаешь — уже холодно. Но юморили, пришедшим в гости говорили: «Сейчас, он из джакузи вылезет…» В моду вошли сапоги выше колена: в школе, сидя в шубе, правой рукой пишешь, а левая — на коленке в сапоге греется.
В 2000 году уехала учиться в Питер, поселилась в общежитии, где кухонь не было, а мыться приходилось среди руин, прикручивая при этом свой личный шланг для душа. Мне эта жизнь казалась раем: свет — есть, вода — горячая, сидеть в комнате можно всего лишь в толстовке поверх футболки и не мерзнуть.
Уже после окончания вуза попала в семью своего молодого человека и поразилась: шашлыки на даче жарят каждые выходные. В моей семье покупка мяса и вылазка на природу были главным событием лета: если в мае делали — хорошо, если в октябре еще раз — чаще точно не будет.
Еще, кстати, тогда заметила характерные отличия ребенка 90-х от ребенка 80-х: молодой человек был на шесть лет старше, подростком успел как следует постоять в очередях по просьбе мамы и бабушки. Я же, наоборот, привыкла, что сникерсов в ларьках изобилие, но брать их не на что. В супермаркетах он хватал все подряд: потом не будет. Я тут же выкладывала обратно: до завтра не убежит, а спонтанные траты совершать не на что. Хотя, к счастью, на что — давно уже было. И он больше любил картошку, чем макароны: городские родители макаронами кормили его каждый день, а картошка означала чью-то зарплату. В моем же случае как раз макароны были пищей богов за чудом раздобытые деньги, а картошка — пищей трудных дней.
В 90-е я еще пешком под стол ходила, но помню, что было очень много воров в общественном транспорте. Наверное, каждый из моих родственников столкнулся с карманниками, которые резали сумки и одежду, вырывали вещи прямо из рук. Сейчас это воспринимается как дикость, но тогда было повсеместно. Помню, учительница пришла на первый урок в слезах и с порванной сумкой, вместо занятия чаем ее отпаивали. Носить дорогие вещи или яркую красивую одежду означало привлечь внимание воров. Помню, как бабушка подарила свои золотые сережки и просила на улицу их не надевать, иначе «оторвут с ушами».
Еще у нас пропал одноклассник со всей семьей, трое их детей ходили в нашу школу. Учителя шептались, а мы подслушивали. То ли сбежали, то ли их убили — так и не узнал никто.
В ресторан и кафе никто из моих знакомых или родственников не ходил, свадьбы, дни рождения и похороны все были только в квартирах. Чайные пакетики заваривали по два-три раза, «Доширак» считался иноземным деликатесом, картошку заготавливали на даче с лета на всю зиму. В конце 90-х одноклассница пригласила нас в «Макдональдс» на день рождения, и это считалось нереально круто!
Покупки и траты. Сравниваем цены и изучаем, как потратить деньги выгодно