Всем известно что высоцкий сугубо московский поэт
Шилина Ольга: «И что мне не лететь до Ленинграда. «
Опубликовано в журнале: Нева 2006, 1
Ленинград в творческой судьбе Владимира Высоцкого
Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград… Наверное, трудно найти русского писателя, в судьбе которого этот город не сыграл бы сколько-нибудь значительной роли. Он мог нравиться или не нравиться, мог огорчать и радовать, мог восхищать и ужасать, но никого не оставлял равнодушным. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Достоевский, Блок, Есенин, Зощенко, Ахматова, Рубцов… Сколько в Петербурге — Ленинграде мест, связанных с их жизнью и творчеством! А что же Владимир Высоцкий? Можем ли мы и его поставить в этот ряд? Ведь всем известно, что Высоцкий никогда не жил в Ленинграде — он сугубо московский поэт: вся его жизнь и творчество тесно связаны с Москвой. Для него это действительно город “главный, как известно, златоглавый…” Но не будем спешить с выводами, ибо даже поверхностное знакомство с биографией и творчеством поэта убеждает нас, что Ленинград занимает особое место в его жизни.
Приезжая в Ленинград, останавливался в гостиницах “Выборгская”, “Октябрьская”, иногда у друзей — у Романа Вильдана, Кирилла Ласкари… Здесь же, в гостинице “Выборгская”, что на Черной речке, где он жил во время съемок фильма “713-й просит посадку”, познакомился с Людмилой Абрамовой, ставшей его женой и матерью двух его сыновей.
Высоцкий неоднократно признавался, что его удивляет, как это поэты ездят в творческие командировки: съездил и “зарифмовал” впечатления. Поэтому он редко писал стихи по впечатлениям от поездок. Кроме того, Высоцкий ведь поэт балладного типа, он любил, чтобы в его песнях “что-нибудь происходило”, поэтому конкретные впечатления складываются в сюжет, а не в эмоцию. Так появляются и Саня Соколов, получивший по морде у Пяти Углов, и герой, выросший в ленинградскую блокаду и стоявший “в очередях за хлебушком”. Так появляется и “Татуировка” — первая песня Владимира Высоцкого.
Не делили мы тебя и не ласкали,
А что любили — так это позади, —
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди.
И в тот день, когда прощались на вокзале,
Я тебя до гроба помнить обещал,
“Я не забуду в жизни Вали!” —
“А я — тем более!” — мне Леша отвечал.
И теперь реши, кому из нас с ним хуже,
И кому трудней — попробуй разбери:
У него — твой профиль выколот снаружи,
А у меня — душа исколота снутри.
И когда мне так уж тошно, хоть на плаху, —
Пусть слова мои тебя не оскорбят, —
Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху,
Но недавно мой товарищ, друг хороший,
Он беду мою искусством поборол:
Он скопировал тебя с груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол.
Но ты мне ближе и роднее оттого,
Что моя — верней, твоя татуировка
Много лучше и красивше, чем его!
“С осени 1961 года Володя стал писать песни. О появлении └на свет” первой, └Татуировки”, рассказал мне много лет спустя Володя Акимов. Он с Высоцким поехал провожать на Курский вокзал Инну, жену Левы Кочаряна. Они посадили Инну в вагон, у Володи (Высоцкого) была с собой гитара, и он решил └на дорожку” спеть Инне одну песню, которую, как сказал, сам написал сегодня утром. Спел └Татуировку” и очень сокрушенно посетовал, что никто, кому он уже успел исполнить, не верит, что это написал он (Инна вроде бы сразу поверила), и попросил все рассказать Леве и обязательно подчеркнуть его авторство…” 7
Еще один факт о написании этой песни содержится в воспоминаниях однокурсника В. Высоцкого по Школе-студии МХАТ Романа Вильдана и его брата, Ричарда Вильдана.
— Первую песню, └Татуировка”, Володя написал, вернее, записал, у нас, на 7-й Красноармейской, в присутствии моего брата.
В дни памяти В. Высоцкого в 1995 году Ричард Вильдан через своего брата Романа передал черновую рукопись этого произведения в музей В. Высоцкого в Москве.
Известно, что “Татуировку” пытались инсценировать в 1962 году актеры Театра миниатюр, в котором Владимир Высоцкий тогда работал. Об этой попытке он рассказал своей жене, Людмиле Абрамовой, в одном из писем из Свердловска, где в то время театр был на гастролях: “…Хотят инсценировать мою └Татуировку”. Сделать пародию на псевдолирику и псевдо же блатнянку. Я буду петь, а в это время будут играть то, что там есть, например: └Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху, и гляжу, гляжу часами на тебя!”
“Татуировку” весьма показательна, ибо она подтверждает драматургичность песни — наличие в ней конфликта, столкновения, хотя и не такого острого, как в последующих произведениях поэта. Здесь пока еще все очень тонко, лирично и легко разрешимо:
Но недавно мой товарищ, друг хороший,
Он беду мою искусством поборол:
Он скопировал тебя с груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол.
“любовный треугольник”, и найденный выход из положения, — заметно, что автор относится к своим героям по-доброму, почти по-дружески, с пониманием и сочувствием.
Уже здесь, в этой первой песне Высоцкого, есть все, что в дальнейшем станет характерным для его творчества в целом: соединение эпоса, лирики и драмы, использование сказовой манеры, игра со словом, новеллистический финал. Наконец, самое главное — уважительно-сочувственное отношение к человеку.
2. “ленинградская блокада”
но я тогда не пил и не гулял.
Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,
когда наш город счет не вел смертям?
Ели хлеб с икоркою, —
а я считал махоркою
Окурок с-под платформы
От стужи даже птицы не летали,
и вору было нечего украсть.
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
а я боялся — только б не упасть!
голодных и дистрофиков —
все голодали, даже прокурор, —
а вы в эвакуации
читали информации
“От Совинформбюро”.
Блокада затянулась, даже слишком,
но наш народ врагов своих разбил, —
и можно жить как у Христа за пазухой,
Я скажу вам ласково,
граждане с повязками,
в душу ко мне лапою не лезь!
Про жизню вашу личную
знают уже органы и ВЦСПС!
“ЗАРИСОВКА О ЛЕНИНГРАДЕ”
Итак, “Зарисовка о Ленинграде”. Эта песня написана в 1967 году. А “заготовку” к ней, как утверждает Л. В. Абрамова, В. Высоцкий сделал все в том же 1961 году, во время съемок фильма “713-й просит посадку”: “Вспоминаю, как мы поехали втроем с Каменноостровского в └Асторию”, потому что в └Астории” жил Костя Худяков. Поехали туда, забрали Костю и поехали на Васильевский остров к кому-то в гости. Торчали там долгое время. Выходим, на чем свет стоит ругаемся, что не поймать машину. Холодно, идет снег, а Костя перед этим подрался на Исаакиевской, уронил часы в сугроб; когда доставал, ему кто-то поддал. И мы все это с хохотом перевариваем. Вдруг подъезжает такси и останавливается. Мы, стуча зубами, падаем в это такси, ютимся в уголках, одеты во все такое драное, тертое, Володя во всем казенном. И вот мы сели в это такси, трясясь, водитель говорит: “Ну что, домой вас везти?” Мы: “Сперва на Исаакиевскую…” — “Ну понятно, потом в └Выборгскую…”” Мы на него уставились. Оказывается, это тот самый водитель, который нас вез, и Володя с ним выяснил, что такое “пять углов”.
у Пяти Углов
получил по морде
Саня Соколов:
пел немузыкально,
—
ну и, значит, правильно,
что дали.
В Ленинграде-городе —
тишь да благодать!
Просто не видать!
Не сравнить с Афинами —
прохладно,
правда — шведы с финнами, —
В Ленинграде-городе —
как везде, такси,
— Но не остановите —
даже не проси!
—
не захочешь, а дойдешь
к стоянке!
На этот раз, казалось бы, никаких фантазий, все точно: и про то, что “прохладно”, и про “шведов с финнами”. Ну а Саня Соколов? Это реальный персонаж или тоже — “для рифмы”? На этот раз обратимся к воспоминаниям А. С. Макарова: “А Саша Соколов? И его прекрасная семья — жена Клава и дочка Клавдия… Они жили у Пушкинской площади — очень близкий нам дом… Это Саня приехал из Ленинграда и рассказал какую-то историю…” Иными словами, это абсолютно реальный персонаж и абсолютно реальная история, произошедшая в Ленинграде. Правда, может быть, не у Пяти Углов, а где-нибудь в другом месте, ну а Пять Углов вышли из той, “отлежавшейся” истории. Да и “мордобитие” Кости Худякова из истории, рассказанной Л. В. Абрамовой, возможно, тоже как-то отозвалось. Драка на Исаакиевской, часы в сугробе, чей-то пинок — все это тогда воспринималось “с хохотом”, и в песне ситуация дана отнюдь не трагически: пел-то “немузыкально” да еще “скандалил” в людном месте — “ну и, значит, правильно, что дали”. Попробуем определить отношение автора к персонажу. Очевидно, что в нем нет драматизма, но нет и насмешки — оно не выходит за рамки легкой иронии, “веселого дружеского понимания” 16 “Зарисовка о Ленинграде” — это своеобразный дружеский шарж, сделанный с любовью и адресованный и персонажу, и городу.
А у дельфина
Взрезано брюхо винтом!
Не ожидает никто.
На батарее
Нету снарядов уже.
Надо быстрее
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Даже в дозоре
Можешь не встретить врага.
—
Если болит нога.
Многим скрипят, многим поют:
Кто вы такие?
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Многие лета —
Всем, кто поет во сне!
Могут лежать на дне,
Все континенты
Могут гореть в огне, —
Только все это —
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Конечно, этими песнями не исчерпываются творческие, поэтические связи Владимира Высоцкого с нашим городом. Была еще и “Нейтральная полоса”, написанная в поезде по дороге в Ленинград и впервые исполненная в ленинградском Институте высокомолекулярных соединений, были и многочисленные упоминания в песнях (“Москва — Одесса”, “Осторожно, гризли!” и др.). Безусловно, Высоцкий был москвичом “и по рождению, и по духу” (М. Рощин), но очевидно, что к Ленинграду он относился с особым чувством:
На вкупе все, хоть он и — Ленинград.
проспекта Суслова в проспект Высоцкого, макет памятника и т. д.), создании клубов любителей его творчества (“Иноходец” и др.) и даже об исследованиях его поэзии (защита кандидатской диссертации автора этих строк состоялась в Пушкинском доме) — хотелось бы сказать о главном — о продолжении традиций. А именно нашему городу принадлежит главная в этом заслуга: традиции песенно-поэтического творчества В. Высоцкого продолжили питерские рок-музыканты — А. Башлачев, К. Кинчев, Ю. Шевчук, которые считают Высоцкого своим учителем — “первым российским рокером” и “отцом русского рока”. Но это уже другая история.
Примечания
1 Живая жизнь. Сборник. М., 1988. С. 119
2 Савченко Р. Я могу работать лучше… // Вагант. 1992. № 10. С. 12.
3 Новиков В. Высоцкий. Жизнь замечательных людей. Серия биографий. М., 2002. С. 74, 96.
5 Владимир Высоцкий. Четыре четверти пути. М., 1989. С. 115.
6 Живая жизнь: Сборник. — М.: Московский рабочий, 1988. С. 89
7 Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер. М., 1989. С. 207-208.
8 Желтов В. Г. Москвич Владимир Высоцкий в Ленинграде // История Петербурга. 2005. № 3. С. 79.
“Большой Урал”, № 464. Гастроли Театра миниатюр // Факты его биографии. Людмила Абрамова о Владимире Высоцком. М., 1991. С. 53-54.
10 “Ленинградская блокада” занимает в творчестве Владимира Высоцкого важное место не только потому, что это одно из первых произведений В. Высоцкого, но и потому, что это, как справедливо отмечено С. И. Кормиловым, “первое обращение Высоцкого к теме Великой Отечественной войны” (Кормилов С. И. Города в поэзии В. С. Высоцкого // Мир Высоцкого. Исследования и материалы. М. 2002. С. 246).
11 Желтов В. Г. Там же. С. 77.
13 В то время как А. В. Кулагин считает, что “уже в этой песне впервые прозвучала отчетливо выраженная тема социального неравенства”. См: Кулагин А. В. “В Ленинграде-городе у Пяти Углов…” // Нева. 1992. С. 266.
15 Абрамова Л. В. “Из таких иллюзий может кое-что сложиться…” // Электрик. 13 мая 1991 г. С. 4.
16 Кормилов С. И. Там же. С. 247.
17 Вагант. 1992. № 10. С. 6.
20 Владимир Высоцкий. Монологи //Юность. 1986. № 12. С. 85.
Всем известно что высоцкий сугубо московский поэт
Ленинград в творческой судьбе Владимира Высоцкого
Опубликовано в журнале Нева, номер 1, 2006
Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград… Наверное, трудно найти русского писателя, в судьбе которого этот город не сыграл бы сколько-нибудь значительной роли. Он мог нравиться или не нравиться, мог огорчать и радовать, мог восхищать и ужасать, но никого не оставлял равнодушным. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Достоевский, Блок, Есенин, Зощенко, Ахматова, Рубцов… Сколько в Петербурге — Ленинграде мест, связанных с их жизнью и творчеством! А что же Владимир Высоцкий? Можем ли мы и его поставить в этот ряд? Ведь всем известно, что Высоцкий никогда не жил в Ленинграде — он сугубо московский поэт: вся его жизнь и творчество тесно связаны с Москвой. Для него это действительно город “главный, как известно, златоглавый…” Но не будем спешить с выводами, ибо даже поверхностное знакомство с биографией и творчеством поэта убеждает нас, что Ленинград занимает особое место в его жизни.
Приезжая в Ленинград, останавливался в гостиницах “Выборгская”, “Октябрьская”, иногда у друзей — у Романа Вильдана, Кирилла Ласкари… Здесь же, в гостинице “Выборгская”, что на Черной речке, где он жил во время съемок фильма “713-й просит посадку”, познакомился с Людмилой Абрамовой, ставшей его женой и матерью двух его сыновей.
Не делили мы тебя и не ласкали,
А что любили — так это позади, —
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди.
И в тот день, когда прощались на вокзале,
Я тебя до гроба помнить обещал,
Я сказал: “Я не забуду в жизни Вали!” —
“А я — тем более!” — мне Леша отвечал.
И теперь реши, кому из нас с ним хуже,
И кому трудней — попробуй разбери:
У него — твой профиль выколот снаружи,
А у меня — душа исколота снутри.
И когда мне так уж тошно, хоть на плаху, —
Пусть слова мои тебя не оскорбят, —
Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху,
И гляжу, гляжу часами на тебя.
Но недавно мой товарищ, друг хороший,
Он беду мою искусством поборол:
Он скопировал тебя с груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол.
Знаю я, своих друзей чернить неловко,
Но ты мне ближе и роднее оттого,
Что моя — верней, твоя татуировка
Много лучше и красивше, чем его!
А вот как об этом вспоминает школьный друг Высоцкого Игорь Кохановский, правда, со слов В. Акимова: “С осени 1961 года Володя стал писать песни. О появлении └на свет” первой, └Татуировки”, рассказал мне много лет спустя Володя Акимов. Он с Высоцким поехал провожать на Курский вокзал Инну, жену Левы Кочаряна. Они посадили Инну в вагон, у Володи (Высоцкого) была с собой гитара, и он решил └на дорожку” спеть Инне одну песню, которую, как сказал, сам написал сегодня утром. Спел └Татуировку” и очень сокрушенно посетовал, что никто, кому он уже успел исполнить, не верит, что это написал он (Инна вроде бы сразу поверила), и попросил все рассказать Леве и обязательно подчеркнуть его авторство…” 7
Еще один факт о написании этой песни содержится в воспоминаниях однокурсника В. Высоцкого по Школе-студии МХАТ Романа Вильдана и его брата, Ричарда Вильдана.
— Первую песню, └Татуировка”, Володя написал, вернее, записал, у нас, на 7-й Красноармейской, в присутствии моего брата.
В дни памяти В. Высоцкого в 1995 году Ричард Вильдан через своего брата Романа передал черновую рукопись этого произведения в музей В. Высоцкого в Москве.
Известно, что “Татуировку” пытались инсценировать в 1962 году актеры Театра миниатюр, в котором Владимир Высоцкий тогда работал. Об этой попытке он рассказал своей жене, Людмиле Абрамовой, в одном из писем из Свердловска, где в то время театр был на гастролях: “…Хотят инсценировать мою └Татуировку”. Сделать пародию на псевдолирику и псевдо же блатнянку. Я буду петь, а в это время будут играть то, что там есть, например: └Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху, и гляжу, гляжу часами на тебя!”
Эта попытка инсценировать “Татуировку” весьма показательна, ибо она подтверждает драматургичность песни — наличие в ней конфликта, столкновения, хотя и не такого острого, как в последующих произведениях поэта. Здесь пока еще все очень тонко, лирично и легко разрешимо:
Но недавно мой товарищ, друг хороший,
Он беду мою искусством поборол:
Он скопировал тебя с груди у Леши
И на грудь мою твой профиль наколол.
И хотя буквально все здесь пронизано иронией: и “любовный треугольник”, и найденный выход из положения, — заметно, что автор относится к своим героям по-доброму, почти по-дружески, с пониманием и сочувствием.
Уже здесь, в этой первой песне Высоцкого, есть все, что в дальнейшем станет характерным для его творчества в целом: соединение эпоса, лирики и драмы, использование сказовой манеры, игра со словом, новеллистический финал. Наконец, самое главное — уважительно-сочувственное отношение к человеку.
2. “ленинградская блокада”
Я вырос в ленинградскую блокаду,
но я тогда не пил и не гулял.
Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,
в очередях за хлебушком стоял.
Граждане смелые,
а что тогда вы делали,
когда наш город счет не вел смертям?
Ели хлеб с икоркою, —
а я считал махоркою
Окурок с-под платформы
черт-те с чем напополам.
От стужи даже птицы не летали,
и вору было нечего украсть.
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
а я боялся — только б не упасть!
Было здесь до фига
голодных и дистрофиков —
все голодали, даже прокурор, —
а вы в эвакуации
читали информации
и слушали по радио “От Совинформбюро”.
Блокада затянулась, даже слишком,
но наш народ врагов своих разбил, —
и можно жить как у Христа за пазухой,
под мышкой,
но только вот мешает бригадмил.
Я скажу вам ласково,
граждане с повязками,
в душу ко мне лапою не лезь!
Про жизню вашу личную
и непатриотичную
знают уже органы и ВЦСПС!
3. “ЗАРИСОВКА О ЛЕНИНГРАДЕ”
Итак, “Зарисовка о Ленинграде”. Эта песня написана в 1967 году. А “заготовку” к ней, как утверждает Л. В. Абрамова, В. Высоцкий сделал все в том же 1961 году, во время съемок фильма “713-й просит посадку”: “Вспоминаю, как мы поехали втроем с Каменноостровского в └Асторию”, потому что в └Астории” жил Костя Худяков. Поехали туда, забрали Костю и поехали на Васильевский остров к кому-то в гости. Торчали там долгое время. Выходим, на чем свет стоит ругаемся, что не поймать машину. Холодно, идет снег, а Костя перед этим подрался на Исаакиевской, уронил часы в сугроб; когда доставал, ему кто-то поддал. И мы все это с хохотом перевариваем. Вдруг подъезжает такси и останавливается. Мы, стуча зубами, падаем в это такси, ютимся в уголках, одеты во все такое драное, тертое, Володя во всем казенном. И вот мы сели в это такси, трясясь, водитель говорит: “Ну что, домой вас везти?” Мы: “Сперва на Исаакиевскую…” — “Ну понятно, потом в └Выборгскую…”” Мы на него уставились. Оказывается, это тот самый водитель, который нас вез, и Володя с ним выяснил, что такое “пять углов”.
В Ленинграде-городе
у Пяти Углов
получил по морде
Саня Соколов:
пел немузыкально,
скандалил, —
ну и, значит, правильно,
что дали.
В Ленинграде-городе —
тишь да благодать!
Где шпана и воры где?
Просто не видать!
Не сравнить с Афинами —
прохладно,
правда — шведы с финнами, —
ну ладно!
В Ленинграде-городе —
как везде, такси,
— Но не остановите —
даже не проси!
Если сильно водку пьешь
по пьянке —
не захочешь, а дойдешь
к стоянке!
А у дельфина
Взрезано брюхо винтом!
Выстрела в спину
Не ожидает никто.
На батарее
Нету снарядов уже.
Надо быстрее
На вираже!
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Даже в дозоре
Можешь не встретить врага.
Это не горе —
Если болит нога.
Петли дверные
Многим скрипят, многим поют:
Кто вы такие?
Вас здесь не ждут!
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Многие лета —
Всем, кто поет во сне!
Все части света
Могут лежать на дне,
Все континенты
Могут гореть в огне, —
Только все это —
Не по мне!
Парус! Порвали парус!
Каюсь! Каюсь! Каюсь!
Конечно, этими песнями не исчерпываются творческие, поэтические связи Владимира Высоцкого с нашим городом. Была еще и “Нейтральная полоса”, написанная в поезде по дороге в Ленинград и впервые исполненная в ленинградском Институте высокомолекулярных соединений, были и многочисленные упоминания в песнях (“Москва — Одесса”, “Осторожно, гризли!” и др.). Безусловно, Высоцкий был москвичом “и по рождению, и по духу” (М. Рощин), но очевидно, что к Ленинграду он относился с особым чувством:
Я свой Санкт-Петербург не променяю
На вкупе все, хоть он и — Ленинград.
Было ли это чувство взаимным? Думается, да. Не говоря о теплом приеме слушателей, гостеприимных домах и душах, распахивающих свои двери ему навстречу, о попытках увековечить память поэта (проект переименования проспекта Суслова в проспект Высоцкого, макет памятника и т. д.), создании клубов любителей его творчества (“Иноходец” и др.) и даже об исследованиях его поэзии (защита кандидатской диссертации автора этих строк состоялась в Пушкинском доме) — хотелось бы сказать о главном — о продолжении традиций. А именно нашему городу принадлежит главная в этом заслуга: традиции песенно-поэтического творчества В. Высоцкого продолжили питерские рок-музыканты — А. Башлачев, К. Кинчев, Ю. Шевчук, которые считают Высоцкого своим учителем — “первым российским рокером” и “отцом русского рока”. Но это уже другая история.
1 Живая жизнь. Сборник. М., 1988. С. 119
2 Савченко Р. Я могу работать лучше… // Вагант. 1992. № 10. С. 12.
3 Новиков В. Высоцкий. Жизнь замечательных людей. Серия биографий. М., 2002. С. 74, 96.
4 Кормилов С. Города в поэзии В.С. Высоцкого //Мир Высоцкого. Исследования и материалы. Вып. VI. М., 2002. С. 249.
5 Владимир Высоцкий. Четыре четверти пути. М., 1989. С. 115.
6 Живая жизнь: Сборник. — М.: Московский рабочий, 1988. С. 89
7 Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер. М., 1989. С. 207-208.
8 Желтов В. Г. Москвич Владимир Высоцкий в Ленинграде // История Петербурга. 2005. № 3. С. 79.
9 Из письма к Л. В. Абрамовой от 4 марта 1962 г. из Свердловска, гостиница “Большой Урал”, № 464. Гастроли Театра миниатюр // Факты его биографии. Людмила Абрамова о Владимире Высоцком. М., 1991. С. 53-54.
10 “Ленинградская блокада” занимает в творчестве Владимира Высоцкого важное место не только потому, что это одно из первых произведений В. Высоцкого, но и потому, что это, как справедливо отмечено С.И. Кормиловым, “первое обращение Высоцкого к теме Великой Отечественной войны” (Кормилов С.И. Города в поэзии В.С. Высоцкого // Мир Высоцкого. Исследования и материалы. М. 2002. С. 246).
11 Желтов В. Г. Там же. С. 77.
13 В то время как А. В. Кулагин считает, что “уже в этой песне впервые прозвучала отчетливо выраженная тема социального неравенства”. См: Кулагин А. В. “В Ленинграде-городе у Пяти Углов…” // Нева. 1992. С. 266.
15 Абрамова Л. В. “Из таких иллюзий может кое-что сложиться…” // Электрик. 13 мая 1991 г. С. 4.
16 Кормилов С. И. Там же. С. 247.
17 Вагант. 1992. № 10. С. 6.
18 Абрамова Л. В. Там же.
19 Новиков В. И. Высоцкий. Жизнь замечательных людей. Серия биографий. С. 96.
20 Владимир Высоцкий. Монологи //Юность. 1986. № 12. С. 85.
Приглашение к сомнению
ПРИГЛАШЕНИЕ К СОМНЕНИЮ
(1988 г.)
Всем известно, как много пишут и говорят о «великом певце», о «страдальце» и «мученике» Владимире Высоцком, который объездил чуть ли не весь земной шар и которого многие из нас имели возможность видеть и слышать еще при его бурной и веселой жизни. Этот «гонимый» (а ему нельзя отказать в актерских способностях) играл все ведущие роли в своем театре и даже грозил разорвать отношения с друзьями-актерами, желавшими сыграть в спектакле главную роль, о чем мы узнали из телевизионной передачи, посвященной его жизни и творчеству. Он снялся в огромном количестве фильмов и почти во всех – пел свои песни. Прекрасная судьба, завидная доля. Но отчего же он мучился, ЧТО не давало ему до конца выразить себя? Как уверяют нас некоторые критики, ему не удалось при жизни реализовать свой поэтический талант, который был у него чуть ли не великим.
И вот журнал «Огонек» (1988. №4), пытаясь восполнить этот пробел в нашей культуре, публикует такие слова из воспоминаний о нем современных писателей: «Высоцкий – явление НАЦИОНАЛЬНОЙ культуры (выделено мной. – В.Х.) самого высокого класса» (Ю.Карякин). «На памяти моего поколения не было человека, на которого бы так откликнулась публика, как на Владимира Высоцкого. Так откликнулась, с таким доверием отнеслась, с такой любовью и печалью проводила бы с этой земли. Значит, он был поэт». (Н.Крымова).
Что ж, последнее замечание весьма красноречиво и естественно отражает бытующее мнение некоторых деятелей культуры о назначении поэта. Публика так не откликнулась, с таким доверием и вниманием не отнеслась и с такой печалью не проводила с этой земли ни Рубцова, ни Прасолова, ни Передреева. Значит, по логике Н.Крымовой, они не были поэтами в истинном значении этого слова. Публике, как говорится, виднее. Давайте спросим публику, КТО и ЧТО ей больше нравится, и на основании этого ответа скажем народу «подлинную» правду о настоящей поэзии и перепишем заново учебники литературы. Но тогда придется смириться с тем, что наши дети станут изучать русскую словесность по детективам Ю.Семенова и песенкам про «путану» и «ночное рандеву на бульваре роз».
Теперь хочу сказать без иронии. Если на чье-либо стихотворное (или стихотворно-песенное) творчество в поголовной восторженности откликается публика, то я глубоко сомневаюсь в том, что данный автор – истинный поэт.
Публика вообще редко когда способна заметить и оценить настоящего поэта, потому что он пишет не для нее.
Потребности публики в массе своей – мелки и примитивны. Ей подавай что-нибудь в духе «миллиона алых роз» – и успех будет обеспечен. Причем поголовный успех. Но значит ли это, что автор ревущего из всех окон шлягера – и есть настоящий поэт?
Нет, не в том состоит сущность творчества. Поэт никогда не живет сегодняшним днем, ему скучны потребности невзыскательной публики, он ими переболел еще в младенчестве своей души. Поэт живет в будущем, он всегда опережает свое время, и потому толпа его не понимает, не чувствует, а чаще всего – презирает, так как он не опускается до уровня ее интересов, но пытается ее возвысить, повести за собой. Толпе же этого не надо. Ей хорошо и приятно слышать песенки, сделанные для ее настроения, именно их толпа называет настоящим, подлинным искусством и ничего другого ей не надо. Вспомним пушкинские слова, вложенные в ее уста:
Зачем так звучно он поет?
Напрасно ухо поражая,
К какой он цели нас ведет?
О чем бренчит? Чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит,
Как своенравный чародей?
Как ветер, песнь его свободна,
Зато как ветер и бесплодна:
Какая польза нам от ней?
Высоцкий писал для чрезмерно широкой, слишком неразборчивой публики, и потому он был в столь громадной массе – любим. А ведь это не трудно – писать для масс.
Через какое-то время ажиотаж вокруг Высоцкого пройдет. Многие его песенки – безвкусная пошлятинка, сдобренная алкогольно-уголовным жаргоном, паясничаньем и сальными прибаутками: «Мне говорят, она заразная, и глаз подбит, и ноги разные, мне говорят – она наводчица, а я плевал, мне очень хочется!» И это хотят выдать за великую поэзию?! Высоцкий всё время играл какую-то роль – и в кино, и в жизни, и в своих песнях. Как правило, не свою роль. Долго так продолжаться не могло. Отсюда – алкоголь и наркотики. Это было неизбежно.
Конъюнктура бывает всякая: официозная, воспевающая существующий порядок жизни, и мещанская, отвечающая мелким запросам и часто подпорченным вкусам обывателей. Песни Высоцкого – это и есть самая настоящая конъюнктура. Он знал, на кого работал, чувствовал потребности аудитории, служил ей за свою популярность, платил за ее верность новыми и новыми часто вульгарно-ерническими безделками, не имеющими к поэзии никакого отношения.
Считается, что Высоцкий умел говорить правду. Какую именно правду, о чем? – этого в точности не вспоминают, но так считается и все тут. Собственно, ничего по-настоящему правдивого и особенно смелого он в своих песнях не сказал. Но если даже и допустить, что он все-таки выразил нечто уж слишком правдивое, то возникнет вопрос: почему же в наши прежние такие-сякие «застойные» времена ему ДАВАЛИ эту «правду» говорить и при всем при том выпускали неограниченно гастролировать да и просто «погулять» за кордон? Ведь мы знаем, что те, кто действительно имел смелость сказать Правду, – умолкали надолго или навсегда. Не потому ли, что «правда» его была никому не страшна?
Чаще всего Правду он высмеивал, доводил до абсурда, и в циничном своем к ней отношении под хохоток замирающей публики Она превращалась в правдивую ложь.
Когда над Правдой издеваются и смеются, – это не означает, что говорят ПРАВДУ.
Высоцкий действительно говорил, точнее пел о том, что наш народ спивался, но под его хрипящий крик народ почему-то с еще большим азартом продолжал спиваться и дальше. Вот это – правда.
И если сейчас в его архивах находят откровенные, смелые строки и публикуют их, то это не значит, что их он – произносил. Оказывается, по-настоящему смелые слова и у него – молчали. А поэтов, которые так и не смогли при жизни сказать всю наболевшую в них правду, в нашей стране было немало. И не нужно думать, что Высоцкий среди них – лучший. Ведь правда в поэтических произведениях не может являться самоцелью, необходимо ее художественное воплощение.
Самые правдивые произведения Твардовского, Ахматовой, Смелякова, Яшина увидели свет только после смерти их авторов. Разве есть у Высоцкого хоть что-нибудь, близкое той горькой ПРАВДЕ, которую сказали они?
Он сам признавался в одном из посмертно опубликованных в «Огоньке» стихотворений:
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России –
Безвременье вливало водку в нас.
Если не обращать внимания на стихотворную неряшливость данных строк («хотя. но»), то нельзя не заметить, что обыгрывание блоковских слов «Мы – дети страшных лет России» выглядит на фоне «вливающейся» «в нас» водки неумно и кощунственно.
Честно говоря, как личность Владимир Высоцкий мне импонировал. В молодости я тоже на какое-то время попал под влияние его песен, пока всерьез не стал задумываться над смыслом творчества как такового. Высоцкий был человек одаренный от природы, в нем были заложены творческие задатки, но уж явно невеликие. И вот эти невеликие творческие задатки боролись в нем, раздирали во все стороны, изматывали душу. В нем было много темперамента, страсти, желания действовать, кричать, быть на виду. Это его и погубило.
Не умея отдать всего себя чему-то одному, он, видимо, и сам толком не знал, КТО он больше – поэт ли, бард ли, актер? И тот, и другой, и третий, – возразят мне его поклонники. Не буду спорить – пусть так. Но тогда прекратите все разговоры о ВЕЛИКОМ поэте Высоцком!
Давно сказано: служенье муз не терпит суеты. Быть великим поэтом – это такая заслуга и такое достоинство, которые выпадают на долю редчайшим личностям, положившим на это всю свою жизнь без остатка. Излишне приводить примеры. Их все знают без меня. Быть великим актером – тоже самое. Быть великим певцом – тоже. А кое-кто склонен даже считать Высоцкого великим композитором. Сами видите – смешно.
Да потому он и не стал ни тем, ни другим, ни третьим, что способности эти в нем были посредственные. Будь он действительно настоящим поэтом, то всем остальным в своей жизни он давно бы пренебрег, отбросил как лишнее, мешающее серьезному, глубокому творчеству. Но он не способен был отказаться ни от чего для себя лишнего, именно потому, что, скорее всего, не чувствовал в себе духовной силы и потребности в настоящей поэтической работе. Когда поэт чувствует в себе такую силу, тогда все остальные прежние его увлечения теряют для него значение и отходят на задний план. Лермонтов был способным художником, но сам относился к своим занятиям живописью не иначе как к приятному увлечению.
Но тогда Высоцкому надо было бы отказаться от самого главного в его жизни – от бешеной, умопомрачительной славы. Однако отказаться от славы способны только настоящие творцы. Для Высоцкого это было немыслимо. И это – лишнее подтверждение тому, что он не был настоящим поэтом.