Что волки жадны всякий знает мы условились драться за скирдами
Что волки жадны всякий знает мы условились драться за скирдами
Яков Аркадьевич Гордин
панорама столичной жизни
Нельзя не уважать дуэли; это дело благородное и трагическое.
Вид с Каменного острова
Литография С. Галактионова. 1822 г.
История российского быта, в том числе и быта психологического, разработана у нас чрезвычайно слабо.
В частности, такое важное историческое явление, как русская дуэльная традиция, редко попадало в поле зрения исследователей. Между тем без разработанной истории дуэли невозможно понять развитие дворянского самосознания в России петербургского периода, а, стало быть, и историю русского дворянства вообще.
История русской дуэли XVIII–XIX веков — это история человеческих трагедий, мучительных смертей, высоких порывов и нравственных падений. И все это многообразное и яркое явление было результатом сокрушительного психологического перелома — перехода от Московской Руси к петербургской России.
Дворянские поединки были одним из краеугольных элементов новой — петербургской — культуры поведения, вне зависимости от того, в каком конце империи они происходили.
С дуэльной традицией неразрывно связано и такое ключевое для петербургского периода нашей истории понятие как честь, без исследования которого мы не сможем понять историю возмужания, короткого подъема и тяжкого поражения русского дворянства.
В истории дуэли сконцентрировалась драматичность пути русского дворянина от государева раба, каковым он пришел из Московской Руси в Петровскую эпоху, к человеку, взыскующему свободы и готовому платить жизнью за неприкосновенность своего личного достоинства, как он понимал его на высочайшем взлете петербургского периода — в пушкинские времена.
Недаром один из центров повествования — именно дуэли Пушкина, хотя последнего его поединка в книге нет. Для его описания требуется книга отдельная и немалая.
Пушкин в нашем повествовании предстает не только одним из самых ярких практиков и теоретиков дуэли, но и личностью, явившей нам эталонные представления о чести и человеческом достоинстве в момент расцвета петербургской культуры.
Пушкин как создатель цельной системы мировосприятия завершил собой классический, здоровый этап петербургского периода истории России. Дальше пошло разложение этого типа культуры, и, по существу, завершилась, как мы увидим, история русской дуэли.
Повествование основано как на многочисленных мемуарных и эпистолярных свидетельствах, так и на архивных разысканиях автора, выявивших целый ряд выразительных дуэльных ситуаций и своеобразие реакции властей на поединки.
Во второй части книги публикуются два дуэльных кодекса. Один, составленный австрийцем Францем фон Болгаром, основан на французском кодексе 1830-х годов и воспроизводит те правила, которые регулировали поведение дуэлянтов в пушкинские, да и более ранние времена. Этот кодекс суммировал неписаные правила европейской дуэли.
Другой кодекс фиксирует те правила, которыми пользовались уже после легализации дуэлей в российской военной среде по указу Александра III от 13 мая 1894 года. Этот кодекс систематизировал всю российскую дуэльную традицию. Сравнение двух кодексов предоставляет возможность проследить развитие и упорядочение дуэльных представлений.
В приложении дается официальная версия едва ли не последней «классической» петербургской дуэли. Впервые вниманию читателей предлагается «Дело о поручике Лейб-Гвардии Гусарского полка Лермонтове, преданном военному суду за произведенную им с французским подданным Барантом дуэль…». «Дело» позволяет познакомиться с характерным для таких ситуаций ходом следствия.
Таким образом, предлагаемая книга является своего рода «вольной энциклопедией», представляющей историю дуэлей в России в самых разных ракурсах.
Иван Крылов — Волк и журавль (Басня): Стих
Что волки жадны, всякий знает:
Волк, евши, никогда
Костей не разбирает.
Зато на одного из них пришла беда!
Он костью чуть не подавился.
Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;
Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тут Журавль случился.
Вот кой-как знаками стал Волк его манить
И просит горю пособить.
Журавль свой нос по шею
Засунул к Волку в пасть и с трудностью большею
Кость вытащил и стал за труд просить.
«Ты шутишь! — зверь вскричал коварный, —
Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!
А это ничего, что свой ты долгий нос
И с глупой головой из горла цел унес!
Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперед ты мне не попадайся».
Анализ / мораль басни «Волк и журавль» Крылова
С «Волком и журавлем» Иван Андреевич Крылов познакомил читающую публику на страницах своих «Новых басен».
Басня написана приблизительно в 1816 году. Ее автору в эту пору 47 лет, он работает библиотекарем в Императорской публичной библиотеке, систематически печатает новые сборники своих произведений. Общеизвестен кропотливый труд писателя, тщательно отделывавшего каждую басню. Размер – все тот же классический для И. Крылова разностопный ямб со смешанной рифмовкой, где встречаются строки и с перекрестной, и с охватной, и с парной. «Волки жадны» (инверсия): писатель часто использует усеченную форму прилагательного, присущую книжной речи. «Всякий знает»: И. Крылов призывает читателя в свидетели. «Костей не разбирает»: ест все подряд, не оставляя ни клочка от добычи. Но тут герой И. Крылова подавился острой костью. Образ волка в басне вполне соответствует фольклорному. Однако здесь он лишен черты, знакомой всем по сказкам: глупости, простодушия. Среди анималистических персонажей И. Крылова он занимает одно из первых мест по упоминанию. «Ни охнуть, ни вздохнуть»: глаголы, являющиеся синонимами, даны в перечислительной градации. «Пришло хоть»: недосказанность, пропущено слово «время». Идиома «протянуть ноги» имеет значение «умереть». «По счастью»: сейчас бы употребили предлог «к». Появляется второй персонаж, Журавль. «Знаками стал Волк его манить»: жестами. «Горю пособить»: помочь. Как завзятый доктор, птица длинным клювом вытаскивает кость. Устаревшая форма слова помогла писателю из неточной сделать точную рифму: шею-большею. «За труд просить»: вознаграждение. Волк взбешен: ты шутишь! В этой строке ему присвоен эпитет «коварный», хотя и не совсем заслуженно. Ведь в баснях с похожим сюжетом, где фигурирует вероломная змея, сердобольность прохожего оборачивается его гибелью. Так что Журавль, по сути, еще легко отделался. Зверь титулует птицу «неблагодарной». Видимо, к Волку после извлечения кости из пасти вернулась способность к сарказму. Он напоминает, что глупая птичья голова, побывав в волчьей глотке, осталась цела – чего же еще?! В финале он бранит Журавля, фамильярно величая его «приятелем»: убирайся, вперед не попадайся. Нахальство зверя велико, но его характер был известен Журавлю. Также обычно не принято обращать внимание на тот факт, что доброе дело совершено из корыстных побуждений. Так что ситуацию можно считать разрешившейся благополучно для обеих сторон. Несколько риторических восклицаний. Эпитеты: долгий, глупую. Мораль читатель должен вывести сам: от жадного не жди благодарности, не проси награды за доброе дело и довольствуйся чистой совестью.
«Волк и журавль» И. Крылова – басня о человеческой неблагодарности.
Волк и журавль
Что волки жадны, всякий знает:
Волк, евши, никогда
Костей не разбирает.
Зато на одного из них пришла беда!
Он костью чуть не подавился.
Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;
Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тут Журавль случился.
Вот кой-как знаками стал Волк его манить
И просит горю пособить.
Журавль свой нос по шею
Засунул к Волку в пасть и с трудностью большею
Кость вытащил и стал за труд просить.
«Ты шутишь! — зверь вскричал коварный, —
Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!
А это ничего, что свой ты долгий нос
И с глупой головой из горла цел унес!
Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперед ты мне не попадайся».
Екатерина
Детям на примере этой басни можно легко объяснить, что делая кому-то добро—не жди и не проси благодарности. Простым и понятным языком показана ситуация—плохие и злые, попадая в беду, тоже просят помощи, но помогая, не стоит рассчитывать на благодарность. На примере зверей, конечно же показаны люди. Своей дочке часто читаю басни Крылова, а потом с ней разбираем и я ей объясняю смысл.
Тимур
Сколько волка не корми, а он все ровно в лес смотрит. Старая мудрая поговорка. Порой люди тоже уподабаются волкам. И к сожалению их ни что не сможет изменить или исправить. Данная басня будет очень полезна тем людям, которые сталкиваются с подобными людьми.
Что волки жадны всякий знает мы условились драться за скирдами
– Того не надобно; пусть в армии послужит.
– Изрядно сказано! пускай его потужит…
Отец мой, Андрей Петрович Гринев, в молодости своей служил при графе Минихе[3] и вышел в отставку премьер-майором[4] в 17… году. С тех пор жил он в своей Симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина. Нас было девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли во младенчестве.
Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом,[5] по милости майора гвардии князя Б., близкого нашего родственника. Если б паче всякого чаяния матушка родила дочь, то батюшка объявил бы куда следовало о смерти неявившегося сержанта, и дело тем бы и кончилось. Я считался в отпуску до окончания наук. В то время воспитывались мы не по-нонешнему. С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному[6] Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки.[7] Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля. В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы вместе с годовым запасом вина и прованского масла. Приезд его сильно не понравился Савельичу. «Слава богу, – ворчал он про себя, – кажется, дитя умыт, причесан, накормлен. Куда как нужно тратить лишние деньги и нанимать мусье, как будто и своих людей не стало!»
Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию pour être outchitel,[8] не очень понимая значение этого слова. Он был добрый малый, но ветрен и беспутен до крайности. Главною его слабостию была страсть к прекрасному полу; нередко за свои нежности получал он толчки, от которых охал по целым суткам. К тому же не был он (по его выражению) и врагом бутылки, то есть (говоря по-русски) любил хлебнуть лишнее. Но как вино подавалось у нас только за обедом, и то по рюмочке, причем учителя обыкновенно и обносили, то мой Бопре очень скоро привык к русской настойке и даже стал предпочитать ее винам своего отечества, как не в пример более полезную для желудка. Мы тотчас поладили, и хотя по контракту обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам, но он предпочел наскоро выучиться от меня кое-как болтать по-русски, – и потом каждый из нас занимался уже своим делом. Мы жили душа в душу. Другого ментора я и не желал. Но вскоре судьба нас разлучила, и вот по какому случаю.
Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться матушке в ноги, винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусье, обольстившего их неопытность. Матушка шутить этим не любила и пожаловалась батюшке. У него расправа была коротка. Он тотчас потребовал каналью француза. Доложили, что мусье давал мне свой урок. Батюшка пошел в мою комнату. В это время Бопре спал на кровати сном невинности. Я был занят делом. Надобно знать, что для меня выписана была из Москвы географическая карта. Она висела на стене безо всякого употребления и давно соблазняла меня шириною и добротою бумаги. Я решился сделать из нее змей и, пользуясь сном Бопре, принялся за работу. Батюшка вошел в то самое время, как я прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды. Увидя мои упражнения в географии, батюшка дернул меня за ухо, потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно и стал осыпать укоризнами. Бопре в смятении хотел было привстать и не мог: несчастный француз был мертво пьян. Семь бед, один ответ. Батюшка за ворот приподнял его с кровати, вытолкал из дверей и в тот же день прогнал со двора, к неописанной радости Савельича. Тем и кончилось мое воспитание.
Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками. Между тем минуло мне шестнадцать лет. Тут судьба моя переменилась.
Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки. Батюшка у окна читал Придворный календарь,[9] ежегодно им получаемый. Эта книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем всегда удивительное волнение желчи. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам. Зато, когда он случайно его находил, то, бывало, по целым часам не выпускал уж из своих рук. Итак, батюшка читал Придворный календарь, изредка пожимая плечами и повторяя вполголоса: «Генерал-поручик. Он у меня в роте был сержантом. Обоих российских орденов кавалер. А давно ли мы…» Наконец батюшка швырнул календарь на диван и погрузился в задумчивость, не предвещавшую ничего доброго.
Вдруг он обратился к матушке: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?»
– Да вот пошел семнадцатый годок, – отвечала матушка. – Петруша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Герасимовна, и когда еще…
«Добро, – прервал батюшка, – пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни».
Мысль о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку и слезы потекли по ее лицу. Напротив того, трудно описать мое восхищение. Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого.
Батюшка не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнение. День отъезду моему был назначен. Накануне батюшка объявил, что намерен писать со мною к будущему моему начальнику, и потребовал пера и бумаги.
– Не забудь, Андрей Петрович, – сказала матушка, – поклониться и от меня князю Б.; я, дескать, надеюсь, что он не оставит Петрушу своими милостями.
– Что за вздор! – отвечал батюшка нахмурясь. – К какой стати стану я писать к князю Б.?
– Да ведь ты сказал, что изволишь писать к начальнику Петруши.
– Да ведь начальник Петрушин – князь Б. Ведь Петруша записан в Семеновский полк.
– Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург не поедет. Чему научится он, служа в Петербурге? мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон.[10] Записан в гвардии! Где его пашпорт? подай его сюда.
Итак, все мои блестящие надежды рушились! Вместо веселой петербургской жизни ожидала меня скука в стороне глухой и отдаленной. Служба, о которой за минуту думал я с таким восторгом, показалась мне тяжким несчастьем. Но спорить было нечего! На другой день поутру подвезена была к крыльцу дорожная кибитка; уложили в нее чемодан, погребец[11] с чайным прибором и узлы с булками и пирогами, последними знаками домашнего баловства. Родители мои благословили меня. Батюшка сказал мне: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду». Матушка в слезах наказывала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей. Надели на меня заячий тулуп, а сверху лисью шубу. Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу, обливаясь слезами.
Гвардия – специальные отборные войска. Первые гвардейские полки (Семеновский, Преображенский) появились в России при Петре I. В отличие от остального состава армии пользовались преимуществами.
Княжнин Я. Б. (1742–1791) – русский писатель, драматург.
Миних Б. Х. (1683–1767) – военачальник и политический деятель, командовал русскими войсками в войне с Турцией в 1735–1739 годах.
Премьер-майор– старинный офицерский чин (приблизительно соответствует должности командира батальона).
В XVIII веке дворянские дети с малых лет приписывались к какому-либо полку. Пока они росли, их повышали в чинах.
Стремянной – слуга, сопровождавший барина во время псовой охоты.
Дядька – слуга, приставленный к мальчику в дворянской семье.
Чтобы стать учителем. Русское слово учитель дано во французском написании для придания ему комического оттенка.
Придворный календарь – (годы издания 1735–1917), помимо календарных и других сведений, содержал списки высших военных и гражданских чинов, роспись дворцовых приемов и пр.
Шаматон (разг., устар.) – гуляка, шалопай, бездельник.
Погребец (устар.) – дорожный сундучок для посуды и съестных припасов.
Крылов: «Волк и журавль» (Басня)
Иван Крылов: Волк и журавль (Басня)
Что волки жадны, всякий знает:
Волк, евши, никогда
Костей не разбирает.
Зато на одного из них пришла беда!
Он костью чуть не подавился.
Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;
Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тут Журавль случился.
Вот кой-как знаками стал Волк его манить
И просит горю пособить.
Журавль свой нос по шею
Засунул к Волку в пасть и с трудностью большею
Кость вытащил и стал за труд просить.
«Ты шутишь! — зверь вскричал коварный, —
Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!
А это ничего, что свой ты долгий нос
И с глупой головой из горла цел унес!
Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперед ты мне не попадайся».
Анализ / мораль басни «Волк и журавль» Крылова
С «Волком и журавлем» Иван Андреевич Крылов познакомил читающую публику на страницах своих «Новых басен».
Басня написана приблизительно в 1816 году. Ее автору в эту пору 47 лет, он работает библиотекарем в Императорской публичной библиотеке, систематически печатает новые сборники своих произведений. Общеизвестен кропотливый труд писателя, тщательно отделывавшего каждую басню.
Размер – все тот же классический для И. Крылова разностопный ямб со смешанной рифмовкой, где встречаются строки и с перекрестной, и с охватной, и с парной. «Волки жадны» (инверсия): писатель часто использует усеченную форму прилагательного, присущую книжной речи. «Всякий знает»: И. Крылов призывает читателя в свидетели. «Костей не разбирает»: ест все подряд, не оставляя ни клочка от добычи. Но тут герой И. Крылова подавился острой костью.
Образ волка в басне вполне соответствует фольклорному. Однако здесь он лишен черты, знакомой всем по сказкам: глупости, простодушия. Среди анималистических персонажей И. Крылова он занимает одно из первых мест по упоминанию. «Ни охнуть, ни вздохнуть»: глаголы, являющиеся синонимами, даны в перечислительной градации.
«Пришло хоть»: недосказанность, пропущено слово «время». Идиома «протянуть ноги» имеет значение «умереть». «По счастью»: сейчас бы употребили предлог «к». Появляется второй персонаж, Журавль. «Знаками стал Волк его манить»: жестами. «Горю пособить»: помочь. Как завзятый доктор, птица длинным клювом вытаскивает кость. Устаревшая форма слова помогла писателю из неточной сделать точную рифму: шею-большею.
«За труд просить»: вознаграждение. Волк взбешен: ты шутишь! В этой строке ему присвоен эпитет «коварный», хотя и не совсем заслуженно. Ведь в баснях с похожим сюжетом, где фигурирует вероломная змея, сердобольность прохожего оборачивается его гибелью. Так что Журавль, по сути, еще легко отделался.
Зверь титулует птицу «неблагодарной». Видимо, к Волку после извлечения кости из пасти вернулась способность к сарказму. Он напоминает, что глупая птичья голова, побывав в волчьей глотке, осталась цела – чего же еще?! В финале он бранит Журавля, фамильярно величая его «приятелем»: убирайся, вперед не попадайся.
Нахальство зверя велико, но его характер был известен Журавлю. Также обычно не принято обращать внимание на тот факт, что доброе дело совершено из корыстных побуждений. Так что ситуацию можно считать разрешившейся благополучно для обеих сторон. Несколько риторических восклицаний. Эпитеты: долгий, глупую. Мораль читатель должен вывести сам: от жадного не жди благодарности, не проси награды за доброе дело и довольствуйся чистой совестью.
«Волк и журавль» И. Крылова – басня о человеческой неблагодарности.
Читать басню «Волк и журавль» Ивана Андреевича Крылова.